Кухня здесь просто сказочная. Луизе в комнату каждый день, ближе к вечеру, приносят пирожные в дар от графини Тулузской, независимо от того, в Версале графиня или нет. Каждый день! Обычно подают пироги и тартинки,[23] иной раз – меренги,[24] каких я никогда не пробовала, сдобренные вишнями и абрикосами, а однажды приносили даже кофе! Королева тоже любит вкусно поесть, и Луиза иногда ухитряется принести мне на пробу что-нибудь с ее стола: галеты с утиным жиром, украшенные вишенкой, изысканные артишоки, ломтики молодой баранины, посыпанные розмарином.

Королю меня пока еще не представили. Иногда я стою в толпе, если он обедает на публике – один или с королевой. Однажды я видела его с дофином, серьезным мальчиком лет двенадцати, и его старшей сестрой, мадам Генриеттой, которая слишком молода еще, чтобы так сильно нарумянивать щеки. Я, как и все остальные, глазела на короля из-за ограждения – оно сделано из бархатных полос, – а охраняют его стражи с оловянными глазами. Для короля играют в некотором отдалении шесть скрипачей. Я пыталась пробиться сквозь толпу, чтобы разглядеть получше. Один раз мне повезло, и я видела, как король очищает яйцо: вся Франция восхищается изяществом его движений.

Когда он умело снял верхушку яйца, кто-то в толпе, с непокрытой головой и взятой напрокат шпагой, выкрикнул приветствие, которое прокатилось по толпе, вызвав немало смеха.

– Чернь! – возмущенно отозвалась Жакоб, назначенная мне в сопровождающие, и потянула меня прочь. – Парижские простолюдины, не обученные манерам и приехавшие на один день. А вы проводите среди них слишком много времени.

Всякий раз, когда Луиза уходит прислуживать королеве, Жакоб выводит меня из комнаты и мы прогуливаемся туда-сюда по анфиладам парадных залов. Она говорит, что я слишком толстая, мне нужно побольше двигаться. Луиза с нею соглашается и велит мне слушаться эту Жакоб, потому что та – очень умная и добрая и напоминает Луизе ее любимую воспитательницу Зелию. Вот мы и прогуливаемся по бесконечным залам со скользкими паркетными полами, а вокруг нас – сплошь статуи и диковинные растения, а также стоящие на каждом углу служители, словно нарочно устроенные препятствия.

Если погода не очень холодная, мы гуляем по великолепным паркам и даже заглядываем в зверинец, где держат зебр, обезьянок и миниатюрную лань с прекрасными бархатистыми глазами – ее привезли из Африки и росту в ней не больше фута. Там еще множество маленьких зверушек, похожих на кошек. Есть в зверинце и птицы – сотни птиц всевозможных расцветок, будто в раю. Все они подарены правителями далеких заморских стран. Словно ожил Ноев ковчег, знакомый с детства.

Жакоб выросла в деревне, она не находит ничего интересного в больших кошках с огромными ушами или в полосатых лошадях. Она говорит, что не любит животных. Когда-то в детстве ее укусил за ногу козел, и теперь она может ходить только в специальной обуви.

На холоде животным неуютно. Они жмутся друг к дружке, а крошечная лань с кроткими глазами печально смотрит на меня. Я понимаю, что ей хотелось бы оказаться где-то далеко-далеко, подальше от этой вонючей клетки и сырой зимы. Говорят, в Африке никогда не бывает снега. И холодов тоже не бывает.

Потом меня пригласили погостить в Сен-Леже. Луиза сказала, что это большая честь, предоставляемая избранным. Мне, конечно, хочется быть представленной королю, но в Сен-Леже царят уныние и скука. Признаться, в Версале мне нравится больше. А здесь в столовой, на камине, стоит ужасный восковой бюстик Полины. Совсем на нее не похож, и всякий раз, когда я его вижу, у меня слезы наворачиваются на глаза.

Несмотря на холод, мужчины целые дни проводят на охоте, а дамы сплетничают и часами заняты своими туалетами. Из Парижа приезжает мастер по румянам и притираниям; он служит мадемуазель де Шаролэ, но сейчас удостаивает своим вниманием нас всех. При нем десятки разнообразных баночек и пузырьков с пудрой разных видов, кремами, румянами. Он демонстрирует их нам с таким видом, словно дает посмотреть на величайшие сокровища мира. Нам позволено пробовать все по своему желанию, и вот я нашла для себя особые румяна апельсинового оттенка. Мне кажется, что они очень красивы, хотя мадемуазель Шаролэ дает понять, что с этими румянами я становлюсь похожей на морковку. Кажется, эта мадемуазель не очень мне нравится.

Месье Бюиссон уделяет толику времени каждой даме. Он начисто стирает с ее лица пудру и румяна, а потом наносит все заново, но уже в своем стиле. Губы герцогини д’Антен он покрывает какой-то жуткой помадой пунцового цвета, а затем наносит тончайший слой пчелиного воска, чтобы помада оставалась гладкой. Луизе он советует пудру нежно-розового оттенка – в теперешнее время лицо ее что-то посерело.

– А вам, мадемуазель… – Он берет меня за подбородок и поворачивает лицо так, чтобы на него падал свет из окна. – А вам… да… конечно. Разумеется, не этот апельсиновый цвет на ваших щечках, его надо сразу же смыть.

– Дайте ей что придется, – растягивая каждое слово, говорит Шаролэ. – Разницы все равно не будет.

Бюиссон повязывает мне на шею салфетку и мягкими движениями наносит на щеки толстый слой белой пудры, которая слегка пахнет картофелем. Я проголодалась, мне не хватает привычных версальских булочек и пирожных, а здесь кухарки не очень-то гостеприимны. Когда мне хочется перекусить между застольями, приходится поневоле дожидаться ужина. Правда, блюда, которые подают на ужин, просто великолепны. Вчера нам подавали очень вкусного жареного лебедя, фаршированного луком и яблоками, и маленьких черепашек, запеченных в панцирях и политых сырным соусом.

– Придется ограничиться этим, – грустно говорит Бюиссон, поглаживая мое лицо кисточкой из самой нежной шерсти, она даже мягче кошачьей. Я гляжу на себя в зеркало, вижу накрашенную белилами дурочку и хихикаю.

– Прекрати смеяться над искусством, – с неприязнью бросает мне Шаролэ. Я не выдерживаю и снова хихикаю.

Нынче вечером за ужином король выглядит усталым, да ведь он целый день был на охоте. Мне нравится находиться так близко к нему. Когда он не смотрит в мою сторону, я могу внимательно разглядывать его. Он очень красив: шелковистые каштановые волосы вьются, лицо доброе. Если он к кому-нибудь обращается, то не смотрит в глаза. Наверное, ему не хочется пристально смотреть на человека, когда так много глаз устремлено на него самого.

Вот трапеза и окончена. Нам подавали пирог с мелко нарубленной нежной бараниной, сдобренной цикорием, целые горы угрей, купавшихся в сливках, и всевозможные овощи, густо покрытые сливочным маслом. Король был одет весьма изысканно: светло-голубой камзол с серебряным позументом и крупными жемчужными пуговицами. Он даже превосходит изяществом самого Ришелье, который облачен в вишневого цвета камзол (герцог утверждает, что он прямо из Венеции), частично сотканный из натуральной паутины. Король вертит одну из пуговиц, задумчиво глядя на восковую головку Полины. Пуговица отрывается от камзола, и в тот же миг подлетает быстрый как молния лакей с новым камзолом. Дамы отворачиваются, пока король переодевается. Прежний камзол выносят из залы, словно бы он себя опозорил. Интересно, куда его отправят отбывать наказание?