– Ты не можешь, верно? Не станешь меня ни о чем просить.

Бэнкс потупила взгляд, тяжело выдохнув.

– Ты его любишь? – спросил я.

– Да, – не поднимая головы, прошептала она, но я все равно расслышал ее поспешный ответ.

– Да, – повторила она более уверенно. – Я очень его люблю. И никого не полюблю сильнее, никогда. – Когда она вновь взглянула на меня, в ее глазах стояли слезы. – Я смогу его контролировать, если найду. Просто дай мне шанс.

Но я едва обратил внимание на последние слова девушки.

Да. Я очень его люблю. И никого не полюблю сильнее, никогда.

Похоже, она открыла свое сердце, но только для него.

Я выпрямился и расправил плечи, ощущая сковывающий изнутри холод.

– Ты плачешь? Из-за Дэймона?

Пусть Бэнкс не произнесла это вслух, все ясно читалось в ее глазах. Сейчас она принадлежала ему так же, как и шесть лет назад.

– Хорошо… – Приблизившись к ней, я с издевкой продолжил: – Можешь плакать из-за него сколько угодно, но ты должна умолять меня. Моли оставить его в покое, и я это сделаю.

Ее желваки заиграли, щеки вспыхнули от ярости.

– У тебя есть шанс спасти ему жизнь, Бэнкс. Тебе нужно лишь попросить. Давай. Я хочу это увидеть. Как далеко ты готова зайти ради Дэймона? – Я злобно оскалился. – Умоляй!

Девушка выкрикнула; рука, облаченная в перчатку, хлестнула меня по щеке.

Моя голова метнулась в сторону, жгучее ощущение от пощечины распространилось по коже к губам.

Сердце чуть не выскочило из груди.

Еще.

– Твою мать, какая ты жалкая, – продолжил я, нахально улыбнувшись, и снова повернулся к ней лицом. – Ты его карманная собачонка, да? Если хорошо себя ведешь, он позволяет тебе как следует вылизать свой член после того, как трахнет настоящую женщину?

Бэнкс закричала и снова отвесила мне пощечину. На сей раз внезапный удар спровоцировал тупую боль в шее, и я резко втянул носом воздух, наслаждаясь ею.

А она сильная.

Я облизал уголок рта, почувствовав металлический привкус крови в том месте, где зубы пронзили кожу.

– Ты всегда будешь такой же никчемной, как сейчас… – Нагнувшись, я остановился в нескольких сантиметрах от ее лица и оперся руками на стену позади Бэнкс. – Подстилкой, которой пользуются мужчины. На большее ты не способна. А лет через пятьдесят останешься совсем одна, так и не познав этого чувства. – Я стер каплю крови со своей губы большим пальцем и провел им по ее щеке.

Она дернулась и оттолкнула мою руку. Как будто находясь под кайфом, я не мог разобрать, был ли я взбешен, возбужден или отчаянно жаждал какого-то противоборства, но все равно бросился в омут и утратил контроль. Мое тело сейчас существовало отдельно от меня.

Одной рукой я схватил ее за шею, другой – за задницу, и прижал девушку к себе.

– Так и не познав этого чувства, – прорычал я, нависая над губами Бэнкс, и вжался в ее пах своим членом, уже твердым и изнывавшим от желания.

Девушка тихо застонала, ее тело напряглось, словно от испуга, но это не помешало ей схватить меня за плечи и впиться пальцами в кожу.

– И этого чувства, – прошептал я, просунув руку под ее джинсы и сжав мягкую, гладкую ягодицу.

Бэнкс поймала ртом воздух и зажмурилась, однако от моего внимания не ускользнуло то, как она немного раздвинула ноги и подалась вперед.

Не знаю, было ли это движение осознанным или, возможно, она тоже позволила инстинктам взять верх.

– Я ни о чем не буду тебя умолять, – ответила Бэнкс. Слеза скатилась по ее щеке.

– К черту Дэймона! – Приподняв ее, я прижал девушку к стене и потерся членом у нее между ног. – Это касается только тебя и меня.

Часто дыша, она обвила мое тело ногами. Полоса, нарисованная на ее коже моей кровью, блестела из-за выступившей испарины. Я не стал сбавлять обороты и продолжал трогать Бэнкс – если дать ей хоть секунду на раздумья, она все остановит.

– Ты мне нравилась, – прошептал я. – До сих пор помню, какими приятными были те моменты, тайком проведенные с тобой.

Со сколькими бы женщинами я ни был, мои мысли всегда возвращались к ней.

Я больше не мог ждать. Поймав губы Бэнкс, я поцеловал ее, стараясь заглушить все слова, эмоции, тревоги и прочую ерунду, проникая языком все глубже, чтобы ощутить ее вкус, словно она какой-то деликатес.

Холодная, равнодушная девушка… Почему я так зациклился на ней? Почему ревновал, думая о том, скольким мужчинам в том доме она, вероятно, отдавалась, а со мной с трудом могла обмолвиться одним словом?

К черту все. Бэнкс хотела меня, и плевать на любые отговорки, слетавшие с ее губ. Мы уже давно не подростки. А я никогда не был хорошим парнем. Она сделает для меня то же, что делала для Дэймона, или Давида, или кого бы то ни было из шайки Торренсов, и узнает, что я не менее жесток, чем они. Бэнкс недооценила меня и теперь никогда об этом не забудет. Что я владел ею так же, как и другие.

Я распахнул ее куртку и дернул вниз.

– Сними рубашку.

Я поставил девушку на ноги, ее шапка съехала с головы, волосы рассыпались по плечам. Сняв свой пуловер и футболку, бросил их на пол.

Она замешкалась, обхватив руками свое тело, по-прежнему скрытое под одеждой.

– Я…

Не дав ей договорить, я прижал Бэнкс к себе и вновь поцеловал. Она застонала. Я рванул ее фланелевую рубашку, из-за чего пуговицы посыпались в разные стороны, и отстранился, застыв в удивлении, когда увидел, что ее грудь была замотана эластичной повязкой.

Какого черта?

Нужно будет расспросить ее позже, когда ко мне вернется ясность мыслей.

Бросив взгляд на стол, я заметил нож для писем. Схватил его, сунул холодное латунное лезвие под бинты и резко дернул, разрезав материал и освободив ее красивые груди. Тяжело дыша, бегло оглядел следы, оставленные на коже слишком тугой повязкой, после чего стянул с девушки рубашку и снова набросился на нее.

– И этого чувства ты тоже не узнаешь, – выдохнул я, наклонившись к уху Бэнкс. От прикосновений к ее затвердевшим соскам у меня закружилась голова.

Я обнял ее, теряя разум от необыкновенно мягкой кожи и от того, как гладкие волосы ласкали мои руки, посылая по ним волну мурашек.

Девушка вцепилась в меня, часто дыша и явно нервничая.

– Я принадлежу ему.

Кивнув, я подтолкнул ее к кровати.

– Повтори это.

Затем впился в шею Бэнкс, покрывая ее поцелуями.

– Я принадлежу ему! – Она издала стон удовольствия и запрокинула голову назад. – Я никогда не буду твоей, потому что ненавижу тебя.