так поступить. Можете обижаться на меня, Лида, но дети поедут с нами в Березовое.

– Что ж, – ответила я спокойно, – я вовсе не собираюсь обижаться, но прошу в таком случае дать мне расчет. Сегодня же.

– Расчет?… – опешила Елена Сергеевна.

Полесова отпустят сегодня. И я знала, что если не уйду сама, то наверняка он уволит меня в ближайшие дни. Так что едва ли я рисковала, идя на подобный шантаж. Впрочем, оказалось, что Елена Сергеевна настроена куда менее решительно, чем я.

– Лидочка, вы не можете сейчас уйти, – разволновалась она, – мадемуазель Торшина, вы сказали, сможет приступить к работе только в понедельник…

– Боюсь, при таком подходе к образованию, что проповедуете вы, Елена Сергеевна, мадемуазель Торшина вообще едва ли сможет приступить к работе!

– Ах, не говорите так, Лида… – мученически покачала головой Полесова. Потом нахмурилась, сжала губы, смирившись, и сказала: – Хорошо. Если вы считаете, что это необходимо… я скажу детям, что вы запретили им ехать.

Разумеется, Елена Сергеевна именно так детям и сказала. Предвидела их реакцию и во всем ссылалась на меня – злую, жестокую и бессердечную. Однако в последние дни отношения мои с детьми заметно потеплели, видимо, поэтому все трое мальчиков тотчас явились ко мне на порог комнаты – в надежде, что я сменю гнев на милость:

– Лидия Гавриловна, notre chère amie[61], душенька, мы обещаем, что все-все выучим! Когда вернемся. Только не запрещайте нам ехать, ну пожа-а-алуйста! Мы же знаем, что на самом деле вы добрая…

Говорил это самый младший из мальчиков, Никки, сделавшийся, кажется, моим любимцем. Он ловил мой взгляд своими ясными, небесно-голубыми глазами, трогательно сводил бровки домиком и выглядел при этом столь несчастным, что сердце мое разрывалось при мысли, что я должна буду ему отказать.

Ну как, право, можно отказать такому ангелу? Я уже и забыла, когда в последний раз меня называли notre chère amie и полагали доброй…

– Никки, попытайтесь понять, – опускаясь возле мальчика, попробовала объяснить я, – вам не нужно туда ехать… поверьте, мы и здесь хорошо проведем время.

Но мальчик все еще смотрел на меня доверчиво и ждал совсем других слов.

Однако я больше ничего сказать не успела, потому что в комнату, подобрав юбки, бежала по коридору Мари – известие, судя по всему, застало ее позже, чем братьев.

– Как вы можете так с нами поступить?! – с ходу воскликнула она, будучи скорее удивленной, чем негодующей. – Я не собираюсь из-за ваших проклятущих диктантов оставаться здесь и упускать единственный шанс…

– Мальчики, идите! – велела я, перебивая Мари на полуслове и добавляя в голос железных ноток. – Вы никуда не едете, и это окончательное мое решение. А вы, Мари, останьтесь и закройте дверь.

Дети подчинились: двое старших хмурились, а Никки, даже уходя, оборачивался на меня и смотрел с мольбою. Мари же, еще не до конца, видимо, осознав, что поездки действительно не будет, сама поскорее выпроводила братьев и закрыла за ними дверь.

– Мне казалось, вы готовы помочь мне! – вскричала она в волнении, едва мы остались одни. – Вы ведь одобряли мои попытки произвести на Алекса впечатление. И мне казалось, вы сами понимаете, что Березовое – это отличное место, чтобы он окончательно забыл о Волошиной! И теперь запрещаете мне ехать?! Я ведь потеряю Алекса!

– Значит, я была не права, – ответила я хладнокровно, – ежели Алекс хоть немного вами интересуется, то ваше отсутствие в Березовом на это не повлияет.

Я говорила это и сама понимала, что сказанное – чушь. Да, вчера он и правда был впечатлен внешним видом Мари и, возможно, даже осознал, что она может быть вполне благовоспитанной барышней – когда захочет. Но едва ли это подвигнет его расстаться с невестой.

Зато если бы эти два дня он провел с Мари, общаясь с нею каждый час, если бы они сумели там поговорить откровенно и объясниться друг с другом… может быть. Это действительно был шанс – едва ли не единственный.

Но я постаралась отогнать эти мысли.

– Мари, вам всего шестнадцать, вполне возможно, что Алекс и вовсе не тот, кто вам нужен…

– Это не ваше дело – решать, кто мне нужен, а кто нет! – Вот теперь Мари поняла, что и в самом деле никуда не поедет, и недоумение ее сменилось хорошо знакомым мне гневом. Она сжимала кулачки, кричала срывающимся голосом и, похоже, готова была меня растерзать: – Я не собираюсь вас слушаться, я все равно поеду в Березовое!

– Интересно, как вы это сделаете? – разозлилась и я в ответ. – Родители вас с собою не возьмут, и даже денег на извозчика никто вам не даст. Пешком пойдете?

– Пешком! – На глазах у Мари выступили слезы. – Ненавижу вас, ненавижу, ненавижу!

Уже не сдерживаясь, она разрыдалась и, задев меня плечом, выбежала в коридор.

Я же без сил прислонилась к косяку двери. Кажется, мне суждено покинуть дом проклинаемой всеми без исключения членами этой семьи – и осознавать сей факт было неожиданно горько. Кроме того, вполне могло статься, что я действительно только что разрушила будущее счастье Мари.

И лишь позже я подумала, что она ведь действительно попробует сбежать… В результате следующий час я потратила на то, чтобы не дать этому свершиться: строго-настрого запретила Федору выпускать Мари из дома, предупредила Елену Сергеевну и Аннушку.

Позже я помогала Полесовой руководить упаковкой чемоданов – как обычно, делала она все в последний момент, суетилась без толку и больше мешала, чем приносила пользу. О том, чтобы ей отменить поездку и остаться вместе с детьми, и речи не шло: «Это ведь именины! Мы не можем так оскорбить Афанасия Никитича, он столько для нас делает…» И, даже более того, сама сказала мне, что и Лёлечке, ее младшей, тоже придется остаться, раз я не еду. Ведь Елена Сергеевна будет слишком занята в Березовом, чтобы возиться с ребенком, а Катюша болеет.

О том, что супруг ее не явился ночевать, отделавшись странной запиской, что, мол, заночевал у приятеля, она совсем не беспокоилась. Наверное, она бы не расстроилась, если б Георгий Павлович не поехал в Березовое и вовсе.

Но Полесов все-таки явился – помятый, невыспавшийся и хмурый. Вчера мы долго спорили с Кошкиным о том, что с ним делать. Отпустить? Он расскажет о моих странных отношениях с полицией при первой же возможности. Оставить в остроге, а родным солгать о командировке? Но это насторожит его близких и уж точно насторожит Сорокина, потому как Полесов никогда не ездил в командировки…

Я настаивала, что его