Все сгнило здесь, думал Максим. Ни одного живого человека.Ни одной ясной головы. И опять я сел в калошу, потому что понадеялся на кого-тоили на что-то. Ни на что здесь нельзя надеяться. Ни на кого здесь нельзярассчитывать. Только на себя. А что я один? Уж настолько-то историю я знаю. Человекодин не может ни черта… Может быть, Колдун прав? Может быть, отстраниться?Спокойно и холодно, с высоты своего знания неминуемого будущего, взирать, каккипит, варится, плавится сырье, как поднимаются и падают наивные, неловкие,неумелые борцы, следить, как время выковывает из них булат и погружает этотбулат для закалки в потоки кровавой грязи, как сыплется трупами окалина… Нет,не умею. Даже думать в таких категориях неприятно… Страшная штука, однако, –установившееся равновесие сил. Но ведь Колдун сказал, что я – тоже сила. И естьконкретный враг, значит, есть точка приложения для силы… Шлепнут меня здесь,подумал он вдруг. Обязательно. Но не завтра! – строго сказал он себе. Этослучится, когда я проявлю себя, как сила, не раньше. Да и то – посмотрим…Центр, подумал он. Центр. Вот что нужно искать, вот на что нужно направитьорганизацию. И я их направлю. Они у меня будут заниматься делом… Ты у менябудешь заниматься делом, приятель. Ишь, как храпит. Храпи, храпи, завтра я тебявытащу… Ладно, надо спать. И когда же мне удастся поспать по-человечески? Вбольшой просторной комнате, на свежих простынях… Что у них здесь за обычай –спать по многу раз на одной простыне?… Да, на свежих простынях, а перед сномпрочесть хорошую книгу, потом убрать стену в сад, выключить свет и заснуть… аутром позавтракать с отцом и рассказать ему про этот вагон… маме об этом,конечно, рассказывать нельзя… Мама, ты имей в виду, я жив, все в порядке, изавтра со мной ничего не случится… А поезд все идет, давно не было остановок, очевидно,кто-то где-то сообразил, что без нас войны не начать… Как там Гай в своемкапральском вагоне? Дико ему, наверное, сейчас: там у них энтузиазм… О Раде ядавно не думал. Дай-ка я подумаю о Раде… Нет. Не время… Ладно, Максим, дружище,вшивое пушечное мясо, спи. Он приказал себе и тут же заснул.

Во сне он видел Солнце, Луну, звезды. Все сразу, такой былстранный сон.

Спать пришлось недолго. Поезд остановился, со скрежетомоткатилась тяжелая дверь, и зычный голос рявкнул: «Четвертая рота! Вылетай!»Было пять часов утра, светало, стоял туман и сыпал мелкий дождик. Штрафники,конвульсивно позевывая, трясясь от озноба, вяло полезли из вагона. Капралы былиуже тут как тут, злобно и нетерпеливо хватали за ноги, сдергивали на землю,особенно флегматичным давали по шее, орали: «Разбирайся по экипажам!Становись!… Куда лезешь, скотина? Из какого взвода?… Ты, мордастый, тебесколько раз повторять?… Куда полезли? Вшивая банда!…»

Кое-как разобрались по экипажам, выстроились перед вагонами.Какой-то ханурик, заплутавшись в тумане, бегал, искал свой взвод – на неголаяли со всех сторон. Мрачный невыспавшийся Зеф – борода дыбом – хрипел угрюмои явственно: «Давайте, давайте, стройте, мы вам сегодня навоюем…» Пробегавшийкапрал походя съездил его по уху, Максим сейчас же выставил ногу, капралпокатился в грязь. Экипажи довольно заржали. «Бригада, смир-р-р-на!» – заоралкто-то невидимый. Завопили, надсаживаясь, командиры батальонов, подхватиликомандиры рот, забегали командиры взводов. Никто «смирно» не встал, штрафники сутулились,засунув руки в рукава, приплясывали на месте, счастливчики-богатеи курили, нескрываясь, кто-то, деликатно повернувшись спиной к господам командирам,справлял нужду, по рядам шли разговорчики, что жрать, по всему видно, снова недадут и катись они туда и сюда с такой войной. «Бригада, во-о-ольна! – заоралвдруг Зеф зычным голосом. – Р-разойдись! Оправиться!» Экипажи с готовностьюразошлись было, но снова засуетились капралы, и вдруг вдоль вагонов побежали,растягиваясь в редкую шеренгу, гвардейцы в блестящих черных плащах, савтоматами наизготовку. И следом за ними вдоль вагонов набегала испуганнаятишина, экипажи торопливо строились, подравнивались, кое-кто из штрафников постаринной привычке заложил руки за голову и расставил ноги.

Железный голос из тумана сказал негромко, но очень слышно:«Если кто-нибудь из мерзавцев раскроет пасть, прикажу стрелять». Все замерли.Томно потянулись минуты, заполненные ожиданием. Туман понемногу рассеивался,открывая неказистую станционную постройку, мокрые рельсы, телеграфные столбы.Справа, перед фронтом бригады, обнаружилась темная кучка людей. Оттудадоносились негромкие голоса, кто-то раздраженно рявкнул: «Исполняйтеприказание!» Максим покосился назад – позади неподвижно стояли гвардейцы,глядели из-под капюшонов с подозрением и ненавистью.

От кучки людей отделилась мешковатая фигура в маскировочномкомбинезоне. Это был командир штрафной бригады экс-полковник танковых войскАнипсу, разжалованный и посаженный за торговлю горючим на черном рынке. Помотавперед собою тростью и дернув головой, он начал речь:

– Солдаты!… Я не ошибся, я обращаюсь к вам, как ксолдатам, хотя все мы – и я в том числе – пока еще дерьмо, отбросы общества…Мерзавцы и сволочи! Будьте благодарны, что вам разрешают нынче выступить в бой.Через несколько часов почти все вы сдохнете, и это будет хорошо. Но те из вас,подонки, кто уцелеет, заживут на славу. Солдатский паек, водка и все такое…Сейчас мы пойдем на позиции, и вы сядете в машины. Дело пустяковое – пройти нагусеницах полтораста километров… Танкисты из вас, как из дерьма пуля, самизнаете, но зато все, до чего доберетесь, – ваше. Жрите. Это я вам говорю, вашбоевой товарищ Анипсу. Дороги назад нет, зато есть дорога вперед. Кто попятится– сожгу на месте. Это особенно касается водителей… Вопросов нет. Бр-р-ригада!Напра-во! Вперед… сомкнись! Дубье, сороконожки! Сомкнуться приказано! Капралы,массаракш! Куда смотрите?… Стадо! Разобраться по четыре… Капралы, разберитеэтих свиней по четыре! Массаракш…

С помощью гвардейцев капралам удалось построить бригаду вколонну по четыре, после чего снова была подана команда «смирно». Максимоказался совсем недалеко от командира бригады. Экс-полковник был вдребезгипьян. Он стоял, покачиваясь, опершись задом на трость, то и дело тряс головой ипотирал ладонью свирепую сизую морду. Командиры батальонов, тоже вдребезгипьяные, держались у него за спиной – один бессмысленно хихикал, другой с тупымупорством пытался разжечь сигарету, а третий все хватался за кобуру и шарил порядам налитыми глазами. В рядах завистливо принюхивались, слышалосьльстиво-одобрительное ворчание. «Давайте, давайте… – бормотал Зеф. – Мы вамнавоюем…» Максим раздраженно толкнул его локтем.

– Замолчи, – сказал он сквозь зубы. – Надоело.

В это время к полковнику подошли двое – ротмистр с трубкой взубах и какой-то грузный мужчина, штатский, в длинном плаще с поднятымворотником и в шляпе. Максиму штатский показался странно знакомым, и он сталприсматриваться. Штатский что-то сказал полковнику вполголоса. «Га?» – произнесполковник, обращая на него мутный взор. Штатский снова заговорил, показываябольшим пальцем через плечо на колонну штрафников. Ротмистр равнодушнопопыхивал трубочкой. «Это зачем?» – гаркнул полковник. Штатский достал какую-тобумагу, полковник отстранил бумагу рукой. «Не дам, – сказал он. – Все как один,должны подохнуть…» Штатский настаивал. «А я плевал! – отвечал полковник. – И надепартамент ваш плевал. Все подохнут… Верно я говорю?» – спросил он ротмистра.Ротмистр не возражал. Штатский схватил полковника за рукав комбинезона и дернулк себе, и полковник чуть не упал со своей трости. Хихикающий батальонныйзалился идиотским смехом. Лицо полковника почернело от негодования, он полез вкобуру и вытащил огромный армейский пистолет. «Считаю до десяти, – объявил онштатскому. – Раз… два…» Штатский плюнул и пошел прочь вдоль колонны,вглядываясь в лица штрафников, а полковник все считал и, досчитав до десяти,открыл огонь. Тут ротмистр, наконец, забеспокоился и убедил его спрятатьоружие. «Все должны подохнуть, – объявил полковник. – Вместе со мной…Бр-р-ригада! Слушай команду! Ш-шагом… м-марш!»