Жизнь Ленца теперь действительно разбита. Ему предлагают денежную компенсацию, он отказывается. Он хочет не милости, а «справедливости»; унизительное требование «признать себя виновным в неизвестном мне преступлении»[629] он отвергает. В глубоком отчаянии покидает он Веймар и направляется в сторону Страсбурга. Однако окончательно вычеркнуть Гёте из своей жизни ему не удается. Он заезжает в Эммендинген, супруги Шлоссер предлагают ему пожить у них. Он ведет долгие задушевные беседы с Корнелией. Так проходит полгода. Охваченный внутренним беспокойством, он колесит по Швейцарии и Эльзасу. С ним случаются приступы безумия. В эльзасской деревушке Вальдербахс он находит приют и заботу у пастора Оберлина. Несколько десятилетий спустя этот эпизод опишет в своем знаменитом рассказе «Ленц» Георг Бюхнер. В начале 1778 года Ленц снова возвращается в Эммендинген. Корнелии к тому моменту уже нет в живых. В доме Шлоссера он получает поддержку и уход, но летом 1779 года приезжает брат Карл, чтобы забрать его с собой в Лифляндию. В Риге, в доме отца, занимающего пост генерал-суперинтенданта, Ленц долго не выдерживает. Он едет в Россию и там, сначала в Петербурге, а потом в Москве, перебивается частными уроками и переводами. У него случаются приступы помрачения рассудка. Он пишет философские трактаты, наброски для пьес, меморандумы, проекты реформ, однако ничего из написанного им не попадает в печать. Для литературного мира он давно уже умер. 22 апреля 1792 года его находят на одной из улиц Москвы мертвым.

Гёте ничего об этом неизвестно. Он и не пытается узнать, как сложилась судьба Ленца. В его присутствии этой темы стараются избегать. Вскоре после выдворения Ленца из Веймара Гёте пишет госпоже фон Штейн: «Вся эта история настолько терзает мою душу, что я лишь тогда и начинаю чувствовать, что она опять жива и может многое вынести»[630].

Глава тринадцатая

Клингер, Кауфман. «Буря и натиск» в гостях у Гёте. Подопечные. Теория поведения. Пегас и рабочая лошадка. «Театральное призвание Вильгельма Мейстера»: роман под диктовку вместо «излияния души». Декабрь 1777 года: «зимнее путешествие на Гарц» и божественное знамение

Гёте чувствовал себя оскорбленным и потому так резко обошелся с Ленцем. Однако и Фридриха Максимилиана Клингера, с которым в юности его также связывала дружба и который летом 1776 года появился в Веймаре в надежде, что Гёте сможет что-то для него сделать, Гёте выпроваживает ни с чем, хотя и без официального приказа о выдворении. «Для нас Клингер – как заноза в теле, его несгибаемая непохожесть на нас превращается в нарыв, который когда-нибудь вытолкнет его самого»[631]. Ленца в этом письме Гёте называет «больным ребенком». Про Клингера такого не скажешь, он – твердый орешек. В его поведении сквозила абсолютная уверенность в себе; он был высок и статен, обладал красивым сильным басом и пользовался успехом у женщин. Он излучал решимость, но при этом всегда был вежлив без раболепия. Его пьеса «Буря и натиск» дала имя целому направлению в искусстве. В юности Клингер, талантливый сын бедной вдовы, был частым гостем в родительском доме Гёте. Мать Гёте, а впоследствии и он сам не раз выручали его деньгами. Клингер получил юридическое образование и зарабатывал частными уроками. Обладая богатырской силой и статью, он производил впечатление человека, способного позаботиться о себе. Анна Амалия, неравнодушная к грубой мужской красоте, выхлопотала для него место в русской армии. В дальнейшем Клингер сделал блестящую офицерскую карьеру при дворе русского императора, получил дворянский титул, разбогател и продолжал издалека следить за литературной жизнью Германии. В России он написал еще несколько романов воспитания, в коих снова продемонстрировал верность идеалам юности – идеалам честности, прямоты, естественности и внутреннего достоинства. Время от времени Клингер критически отзывался о творчестве Гёте. Несмотря на это, много позже, когда Клингер достиг чина генерал-лейтенанта и стал попечителем Дерптского университета, Гёте поддерживал с ним переписку – пусть несколько прохладную, но уважительную, а после его смерти сказал: «Он был беспримерно верным, честным, несгибаемым человеком. В прежнее время я тоже изрядно намучился с ним, ибо он был этаким гением силы, не знавшим, чего он хочет»[632].

Итак, летом 1776 года Клингер появился в Веймаре в сопровождении Кристофа Кауфмана – харизматичного миссионера «Бури и натиска». Начав свою карьеру учеником аптекаря, Кауфман со временем сделался знахарем и целителем, а затем странствующим проповедником так называемого естественного человечества. Его личность привлекала многих выдающихся мыслителей того времени, в частности, Лафатера, Гамана, Гердера. Даже скептик Виланд подпал под обаяние этого странного человека, который всегда ходил с длинными нечесаными волосами, в зеленом кафтане и с меховым жабо поверх голой груди. Он не был литературным «гением силы», но был ее апостолом и ловцом душ. Его эксцентричное поведение какое-то время забавляло и веймарскую публику, однако когда он покинул город, многие почувствовали облегчение. О шумных застольях с Кауфманом во главе вспоминали с ужасом. Так, например, Бёттигер рассказывал про «пир бурных гениев», «начавшийся с того, что все присутствующие выбросили свои бокалы в окно и приспособили под кубки грязные кладбищенские урны, найденные неподалеку на старой могиле»[633]. Клингер на этой пирушке отличился тем, что ел сырую конину, а Кауфман жевал цветы, собранные в парке. «Хвала богам!»[634] – пишет Гёте, когда это наваждение заканчивается.

Стремление Гёте как можно скорее избавиться от своих прежних друзей объясняется не недостатком щедрости или великодушия. Он способен был проявить щедрость, например, когда приблизительно в то же время на пороге его дома появился мальчик-сирота – пастушок из Швейцарии. Барон Линдау, с которым Гёте познакомился во время своего путешествия в Швейцарию, взял мальчика к себе, но потом уехал в Америку, оставив его без средств к существованию. Гёте приютил сироту у себя, заботился о нем и воспитывал, однако не достиг в этом особых успехов: парень целый день только и делал, что курил трубку и приставал к девицам. В конце концов Гёте отдал его на воспитание главному лесничему в Ильменау. Однако он и там не взялся за ум и через несколько лет исчез. Гёте потратил на него немало душевных сил, времени и денег, но, как оказалось, напрасно.

Другой пример щедрости и великодушия Гёте связан с Иоганном Фридрихом Крафтом – человеком с вымышленным именем и темным происхождением. Оказавшись в безвыходном положении, этот безродный чиновник обратился за помощью к Гёте. Крик несчастного о помощи