— Так что ж ты? Садись. Читай!

— Я… не умею читать… — признался Роман Миронович.

— Да–а? — искренне удивился лежащий. И кажется, начал раздумывать, как выйти из положения. Но помогла, как всегда, старушка жизнь: за воротами раздался автомобильный сигнал, еще более искаженный мощью падающего снега.

— Кто–то приехал, — задумчиво произнес «наследник».

— Схожу посмотрю, — охотно ухватился за представившуюся возможность увильнуть от чтения письма Роман Миронович.

— Посмотри, а я подремлю.

— Лучше бы ты захлебнулся, — тихо, но от души пожелал Рыбак, выходя вон и запихивая письмо во внутренний карман.

Сквозь стекла веранды он увидел медленно вползающий в распахнутые охранниками ворота белый «лексус». Машину можно было рассмотреть только благодаря работающим дворникам, остальное сливалось со снегопадом. Из нее выбрался совершенно лысый человек и спокойно направился к веранде, ни в малейшей степени не пытаясь защитить голую голову от налегающих хлопьев.

— Как о вас доложить? — преградила ему путь Нина Ивановна.

Лысый усмехнулся и прищурился:

— Вы хотя бы поинтересуйтесь, к кому я. — он говорил с едва заметным, да и то непостоянным акцентом.

— Вы разве не к Диру Сергеевичу?

— Нина Ивановна, — вмешался Рыбак, — скажите шефу, что приехал Джовдет.

Гость вытер голый череп широкой рукой в перстнях — и как только не поцарапает кожу!

— Вот видишь, — сказал он Роману Мироновичу, — то ты за нами ездил, а теперь мы сами к вам.

Роман Миронович ничего не стал говорить. Закурил. Хотел было приоткрыть дверь, чтобы выпустить дым наружу, но пожалел его, не отдал на расправу снегопаду.

— Дир Сергеевич очень удивлен, но… ждет. Пойдемте.

Джовдет подмигнул Рыбаку, тот не нашелся, чем ответить. Сигарета сгорала сама по себе, Роман Миронович то и дело похлопывал по карману с письмом. Он чувствовал себя отвратительно, как и все последние дни. И никак не мог решить, что же ему делать. Будучи от природы человеком в высшей степени осмотрительным, основательным, презирающим порывистость и всякие резкие движения, он все время ловил себя на внезапно обостряющемся желании послать все к чертовой бабушке и забиться куда–нибудь в угол потемнее с бутылкой водки и без телефона. Наверно, легче кого–то застрелить — какую–нибудь вредную враждебную гадину, — чем участвовать во всем этом. Он считал себя человеком без нервов — и так, возможно, оно и было прежде. Но теперь — они начали прорастать, что ли?

Едва успели закрыть ворота, как опять гости! Роман Миронович забычковал недокуренную сигарету и вытащил новую. Это еще как понимать — Ника?! Сама за рулем по такому бурану?!

— Здравствуйте, Роман Миронович.

— Угу.

— Дир Сергеевич встал?

— Он лежит, но уже не спит. И у него человек.

— К нему, значит, нельзя?

— Слушай, дивчинка, не задавай таких умных вопросов!

— Знаете, Роман Миронович, когда вы говорите на мове, я млею! — парировала Ника и решительно проследовала внутрь.

Рыбак скорчил ей вслед страшную рожу.

Нина Ивановна проводила девушку на кухню, где продолжал не знать, что ему теперь делать, Валерий Игоревич. Пить он уже не мог, ехать домой не мог, оставаться в неподвижности не хотел. И, несмотря на то что странности в его судьбе, кажется, кончились, продолжал чего–то бояться. Только наладились попить кофейку, как раздался пронзительный хозяйский крик. Дир Сергеевич выскочил в гостиную в развевающемся халате. Зацепился шлепанцем за ковер, упал, одним движением поднялся, влетел на кухню.

— Дайте мне, Нина Ивановна, молока кружечку — пищевод горит.

Ника радостно встала, расстегивая свою сумочку.

— Дир Сергеевич, виза, билет — все в порядке. Завтра, «дельта», Гантвик.

— Спасибо, Ника. Но судьба, понимаешь ли, играет человеком. — «Наследник» поставил пустую кружку на стол, но к протянутым документам не притронулся. — Ты покупаешь билет на аэроплан в Англию, а мне–то нужно, как выясняется, отправляться совсем в другую сторону.

— Это тот, лысый, сбил его с толку, — прошептала Нина Ивановна Валерию Игоревичу.

Дир Сергеевич задумчиво, зажмурившись, тер себе щеки.

— Вылетим в любом случае не сегодня — нелетность погоды налицо. К тому же надо кое–кого разыскать. Рыбак!!!

Появился мрачный курильщик.

— Где твой начальник?

— Вы мой начальник.

— Елагин, Елагин где? Найти, а пока я приму бассейн. Всех вон оттуда, Нина Ивановна.

— Там и нет никого.

— Эх, жаль, я бы с таким удовольствием выгнал!

Через пару минут Рыбак, шагая по краю бассейна, докладывал медленно, уютно скользящему под отблескивающей поверхностью «наследнику», что Елагин сидит в больнице у постели Конрада Эрнстовича Клауна и ждет, когда тот заговорит.

— Скажи ему, что завтра вылетаем.

— Он говорит, что с Клауном дело серьезное, в любую секунду он может прийти в себя и все рассказать. Оставлять его в таком состоянии опасно.

— Могут убить? — весело фыркнул Дир Сергеевич.

— Елагин говорит, что могут.

— Пусть сажает там какую угодно охрану.

— Он говорит, что снимает с себя всякую ответственность.

— А ты не намекнул ему, куда именно мы вылетаем?

— Я и сам не знаю.

— Правильно, никто не знает. Скажи ему, что вылетаем мы, для начала, в Душанбе.

— Угу.

— Кстати, ты тоже летишь.

Рыбак так вздохнул, словно рассчитывал поднять волну в бассейне.

— Я думал, как всегда, за отъездом Александра Ивановича я принимаю здешние дела.

— Фиг тебе, полетишь со мной!

Роман Миронович вторично за утро пожелал шефу захлебнуться, только теперь уже совсем беззвучно.

Майор был еще слаб, грипп не грипп, но однодневная хворь выпотрошила его, вырвала язык аппетита и заставляла поминутно обливаться потом. В таком состоянии еще можно сидеть в предбаннике больничного бокса в ожидании прояснения в голове самоубийцы, но тащиться на горный край света в обществе сумасшедшего начальника — это уже слишком. Он, видите ли, сам хочет полюбоваться, как оно там все будет устроено. Собирался ведь лететь к сыну, истерически рвался, не повидает Мишку — ему конец! И в секунду перестроился! Будь «наследник» человеком более естественной конструкции, майор решил бы, что такая перемена намерений произошла конечно же ввиду вмешательства со стороны. Кто–то вполз с доносом и взбесил неврастеника Митю. Кто? Да хоть Кривоплясов, старинный дружок. Господи! Да не специально ли он был послан с экспедицией, не тайное ли это с самого начала государево око?! Не–ет, вяло одернул себя майор. Когда пристраивали Кривоплясова, и в замысле не было никакой инсценировки в Гондване. Так вот, возвращаясь к характеру Дира Сергеевича — с него вполне станется взять и передумать на совсем пустом месте. Ни с того ни с сего. Заподозрил что–то? Трудно сказать.