И Аллах Акбар – тут хоть кричи, хоть не кричи – не поможет.

Извиваясь, как змея, Дадаев дополз до входа в подвал, провалился туда. И дом, и подвал он строил в расчете на осаду, поэтому стены были где в два, где в три кирпича и забор тоже толстый был. Был укрепленный подвал из бетонных плит с подпорками и был еще второй уровень подвала, сделанный из больших толстых труб, как это было в Карамахи, – такой подвал не рухнет даже от прямого попадания авиабомбы. Проблема была в том, что все это было рассчитано человек на сорок-пятьдесят, а их было всего девять человек – он сам, сын, четверо басаевцев и трое его работников, которые прошли подготовку у Хаттаба и готовились к диверсиям на железной дороге. А вместо этого – их обложили здесь, как волков.

В подвале было темно, пыльно. Свет отрубили сразу же, по телефону тоже никому не дозвониться, и вообще шансов мало – но Иса хотел знать. Ради этого он и ушел сюда, в подвал, с позиции, пока русисты не начали штурмовать.

Луч мощного аккумуляторного фонаря высветил сидящую на бетонном полу Малику. Рука у нее была прикована наручником к цепи.

– Скажи мне, – сказал по-чеченски Иса, – кому ты звонила? Это из-за тебя русисты обложили нас, как волков?

Малика подняла голову и взглянула на мужа. Иса едва не выронил фонарь – ни одна чеченская женщина не позволяла себе так смотреть на мужа, на хозяина, с такой лютой ненавистью в глазах. Если бы взглядом можно было сжечь – от Исы осталась бы кучка пепла, не более.

– Ты баран, Иса, – медленно выговаривая каждое слово, сказала Малика, – глупый, как баран. Ты баран и сын барана!

– Да ты что, женщина! Ты знаешь, что я могу с тобой сделать за такие слова?

Малика рассмеялась – в таком свете она была похожа на старую ведьму. Старую и очень сильную ведьму.

– Ты не сделаешь мне хуже, чем ты уже сделал. Как я могла позвонить, если я сижу здесь на цепи? Если бы я позвонила – они были бы здесь уже давно. Это твои дружки навели русистов, которые пришли, чтобы убить нас в расплату. Ты расплатился с русистами моим сыном. Тебе мало крови, ты продолжаешь ее лить.

– Это ты позвонила...

– Нет. Я не успела. Но я хотела позвонить. Позвонить, когда Арсена не было дома, чтобы убили только меня, тебя и твоих гостей. Но Аллах за что-то покарал меня, и теперь я вижу, как ты хочешь расплатиться моим сыном с русистами...

– Арсен – мужчина. Он взял оружие, когда напали на его дом.

– Он мужчина. А ты – нет. Когда к тебе пришли в дом враги – ты пустил их в дом, а меня, мать твоих детей, – посадил на цепь.

– Они идут по пути джихада. И я – тоже.

– Джихад... кому нужен этот джихад? Посмотри по сторонам, посмотри на себя. Чего тебе не хватало в жизни? Ради чего ты опять взял в руки автомат? Что тебе плохого сделали люди, которых ты хочешь убить, – купили твое молоко?

– Они русисты!

– Они люди. А ты – нет. Убей меня, чтобы я не видела, как убьют моего сына.

Иса так и хотел сделать. Но тут он краем уха услышал, как русисты закричали в мегафон такое, отчего похолодело в душе.

* * *

– Товарищ полковник! Штурмовая группа вышла на рубеж атаки и залегла, дальше – триста метров по голому полю, будут потери. Террористы продолжают оказывать сопротивление, видимо, активно перемещаются. У них еще как минимум один «ПК».

– Снайперы?

– Докладывают – три точных попадания.

Полковник протер глаза. В связи с последними событиями – он не спал уже третьи сутки, держался на синдокарбе и феномине. Долго так нельзя – в конце концов, не мальчик, а что то, что другое – на сердце действует самым скверным образом.

– Сколько у них еще осталось?

– От пяти до семи активных бойцов.

– Амер?

– Скорее всего, еще жив.

Да... голова, как чумная... несколько часов, и все – надо лечь и поспать. Хоть как, хоть в десанте бронетранспортера – иначе хоронить будут. Под залп караула...

– Мегафон.

– Мегафон полковнику! – крикнул кто-то.

Принесли мегафон, полковник осмотрел его, повесил на ремень – у этой модели микрофон был выносным.

– Снайперам – готовность. Сейчас этот амер вылезет на свет божий. По проявившимся преступникам – огонь на поражение. Я начну через минуту.

– Есть! Снайперам – готовность, держать сектора!

* * *

– Эй, Дадаев! – громыхнуло над полем в мегафон. – Помнишь меня?

Иса Салманович, только что выбравшийся из подвала, вздрогнул – голос был чеченский, и он назвал его фамилию, которую не все могли знать. Голос был точно чеченский, хоть и говорил по-русски – не спутаешь.

– Что же ты прячешься под землей, Дадаев? Надеешься, что тебя засыплет, и я тебя не найду?! Ошибаешься! Я тебя из-под земли достану за то, что ты сделал!

Голос был смутно знакомым, это был голос из прошлого, из далекого прошлого, из залитого кровью Центороя и разрушенного боями Грозного...

– Кто ты?! – заорал изо всех сил Иса Салманович, подползая к полуразрушенной кирпичной стенке забора.

– Ты не узнал меня?! Это я, Дауд Казиханов! Я пришел рассчитаться с тобой за то, что ты сделал! Выходи, если ты мужчина! Выходи и посчитаемся!

Фатима...

Иса Салманович вскочил и бросился вперед, в чистое поле, простреливаемое русистами – его никто не успел остановить. Изрыгая вперемежку русские и чеченские проклятья, он бежал вперед, поливая ненавистных русистов огнем из пулемета и желая только одного – добежать, вцепиться в глотку Казиханова, своего давнего врага – и потом пусть убивают. Он так и умрет – со вкусом крови своего врага на губах.

Пробежать ему дали всего несколько шагов. Сразу трое снайперов взяли его на прицел и выстрелили почти одновременно. Иса Салманович упал, кувыркнувшись, как подстреленный заяц, не успев свершить свою месть.

* * *

Полковник Национальной гвардии России Александр Владимирович Кузанцев, который и командовал операцией по взятию логова чеченских террористов, опустил мегафон, сплюнул на землю.

– Есть попадание, товарищ полковник, – доложил снайпер, примостившийся рядом и оперший цевье тяжелой снайперской винтовки «АВСК» на броню БТР, – противник уничтожен.

Кузанцев сплюнул на землю.

– Как вы так, товарищ полковник, – спросил один из казаков, старший среди них, по фамилии Федотов, – я думал, вы шутите. Это же их амер.

– Точно. Амер и есть. Теперь проще будет.

– А этот... Казиханов. Он кто?

– Кровник его. Вместе в Грозном стояли, в девяносто шестом, в здании республиканского МВД. Насмерть. Он мне все тогда и рассказал.

– Жив? Казиханов, я имею в виду?