* * *

– Снимите платье и повернитесь кругом! Белье можете не снимать! Потом можете идти дальше! Быстро!

Малика не совсем понимала, зачем это. Но она знала, что должна дойти до командира и попросить за Арсена. Сказать, что там только пацаны и никого больше, что взрослых боевиков уже всех убили. Может быть, она скажет через этот мегафон сыну, чтобы он сдался, – и он одумается и сдастся; в конце концов, Арсен никого не убивал, значит, дадут немного. Может быть, русский командир проявит сострадание к матери, к матери, у которой под пулями сын – наверное, и у него есть сын, и у других офицеров тоже есть сыновья, и если она расскажет про свою беду, а Арсен прекратит стрелять и сдастся – все можно будет решить без крови. Если для этого надо, чтобы она сняла платье – она его снимет, может, русские тогда не станут стрелять...

* * *

– А чо это полкан-то? На фига ему надо, чтобы баба разделась?

Задавший этот вопрос молодой казак, лежавший в стрелковой цепи у пулемета в грязной канаве вот уже четвертый час, немедленно получил подзатыльник от более опытного пулеметчика.

– Много понимаешь. Эта баба – она только с виду мирная, нет там мирных. У нее, может, под платьем – килограмм пластида с гвоздями! Вот полкан и хочет глянуть, перед тем как к нам подпускать. Держи свой сектор на прицеле, если она подорвется – чехи пойдут на прорыв.

* * *

Арсен – закусил губу до крови, когда увидел, как мать расстегивает на себе платье. Потом – тоненько, как молодой волчонок, взвыл, не в силах больше лежать и смотреть на это, перещелкнул предохранитель на автоматический огонь – и саданул очередью матери в спину, чтобы не допустить позора, выкрикивая самые страшные проклятья, какие только знал. Отец много рассказывал ему про джихад, он жаждал джихада, мечтал о джихаде и о себе в джихаде – и получил его, получил свой джихад. Сполна.

* * *

Пули визгнули по броне, все пригнулись – и в этот момент совсем рядом от стоящего в оцеплении бронированного «УАЗа» громко бухнула «СВ 338М1», находившаяся в руках опытного снайпера Национальной гвардии. Тяжелой пуле потребовалось всего три десятых секунды, чтобы долететь до места, где скрывался стрелок. Пуля попала Арсену в голову – и его отбросило от дверного проема на пол.

– Готово! Цель поражена, – доложил снайпер.

– Первый, наблюдаю женщину, лежит без движения. Они расстреляли ее. В спину.

Кузанцев покачал головой.

– Вызывайте вертолеты. Мы слишком долго здесь возимся. С ними – не договориться.

Аль-Магриб

Намаз Магриб (выполняемый сразу после захода солнца). Этот намаз является символом смерти. А время последних проблесков света до полного их исчезновения и наступления темноты (время между намазами магриб и иша (ночным намазом) – символизирует то, что обычно человека будут помнить лишь короткое время после его смерти. И потом забудут.

* * *

Ашхаду алля иляха илляллах ва ашхаду анна Мухаммада-р-расулюллах.

Я свидетельствую, что поистине нет никакого божества, которому следует поклоняться и который достоин поклонения, кроме одного единого Бога – Аллаха, я также свидетельствую, что поистине Мухаммад (мир ему и благословение Аллаха) – Посланник Аллаха.

А’узу билляхи мина-щ-щайтани-р-раджим.

Я ищу защиты у Аллаха от проклятого сатаны, лишенного Его милости.

Да пребудут все павшие в бою по правую руку от Аллаха, да воздастся им, да пребудут они в высшем обществе.

* * *

О своей шахаде саргорд Арад Бешехти не смел и мечтать. Он не смел воззвать к Аллаху и милостиво попросить у него снисхождения и позволения стать шахидом, чтобы приблизиться к нему, чтобы получить воздаяние, чтобы учуять хоть запах рая. Он был недостоин даже запаха рая, не то что пребывать в нем вместе с павшими.

Все было кончено. Игра – проиграна. Ненавистные жиды уничтожили все, над чем он трудился, убили его людей, надругались над его страной. Все то, над чем его народ кропотливо трудился два десятилетия – оказалось повергнуто в прах за два часа, его страна стала беззащитной, его народ был унижен, и он сам – навсегда лишился чести. Только запрет (хукм) самоубийства, содержащийся в Коране, удерживал его от того, чтобы свершить суд над самим собой, окончательно разгневав Аллаха. Но мысли такие – приходили к нему в голову все чаще и чаще, и даже дополнительные ракаты, которые он читал во время каждого намаза, не приносили покоя его израненной душе.

Его тело, которое он ненавидел и проклинал за его слабость – залечило раны. Его душе – не было суждено возродиться уже никогда.

Саргорд Арад Бешехти только расстелил молитвенный коврик в углу своей похожей на тюремную камеру палаты, собираясь свершить намаз аль-магриб, четвертый из пяти, предписанных правоверным за день – как вдруг он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает.

Он повернулся – и увидел, что в двери, вместо дверного полотна завешенной белыми струящимися лентами-жалюзи, стоит человек, посещения которого он был недостоин.

– Ты позволишь совершить намаз с тобой, Арад Бешехти? – спросил саргорда Марджда-э-таклид[68]Курбан Рахани, самый молодой на сегодняшний день богослов, имеющий право на этот высочайший титул.

– О муаллим, я недостоин не только совершать намаз рядом с вами, я недостоин единого вашего взгляда!

Великий Аятолла нахмурился.

– Не воздавай мне того, что положено воздавать одному лишь Всевышнему. Я такой же правоверный, как и ты, все мы равны перед ним, и разве ты позволишь свершиться тому, что правоверному рядом с тобой не удастся в положенное время вознести свою мольбу о прощении Всевышнему?

– О муаллим, я недостоин решать! Я недостоин даже жить![69]

– Не принимай решения из тех, что решает один лишь Всевышний, и если он сохранил твою жизнь, значит, Он так решил, и вправе ли мы идти против воли его?[70]

Великий Аятолла шагнул вперед, с саджадой в руке...

* * *

9:13. Неужели вы, о верующие, не будете сражаться против неверных, часто нарушающих свои клятвы и договоры? Ведь до этого они задумали изгнать пророка из Мекки и убить его. Они же первыми начали совершать злодеяния против вас. Неужели вы их боитесь? Не бойтесь их! Аллах единственный, кто достоин, чтобы Его боялись, если вы искренне уверовали в Него.