может написать плохую картину, и от этого ничего не станется. Альпинист не имеет права ошибаться. Цена ошибки — жизнь.

* * *

Вадим, уходя, сказал: «Все будет в порядке, мы на мокрые дела не ходим».

* * *

Ховрачев лез первым и взялся за плиту. Она пошла на него.

— Ребята, я держу плиту. Прячьтесь.

Куда? Мы все стоим под ним. Особенно трудно было Симоне, с его толстой ж… Все-таки ему удалось вбить свой зад в какую-то щель. Ховрачев — я держу! Бросай! Гена бросил плиту. Она просвистела. О месте Симоны мы узнали по столбу пуха: вгрызаясь в щель, он порвал пуховку.

* * *

Иди по простейшему пути. Он логичен. Человек склонен переходить реку там, где узко.

* * *

На кабардиниаде Белецкий перед обломом на Приюте говорит: «Товарищи, я должен вас огорчить. У нас 1100 горовосходителей. По нашей статистике, из 1500 бывает одна жертва. Так что надо, товарищи, приготовиться к неприятности!»

В это время снизу звонят — в реке Баксан утонул пьяный библиотекарь из села Тенкеила.

— Слава богу, — сказал Белецкий, — значит, у нас будет все в порядке.

* * *

Пятница простиралась до самого горизонта.

* * *

— Больная 47 лет.

— Сорока пяти.

— Больная 47 лет.

— Сорока пяти.

Мясников: «Ох, о чем вы спорите? Когда женщине за 40 или 140 — это ведь все равно».

* * *

Через 25 лет, через четверть века, я снова увидел перевал Кичкинекол.

Улицы нашего детства становятся неузнаваемыми: их перекрашивают в новые краски; наши любимые заборы и глухие стенки, которые били наши маленькие, за неимением больших, резиновые мячи, и гремели крики (штандр! Два корнера — пиналь!), сегодня снесены, и наше детство, пропавшее куда-то давным-давно, теперь просто перемололось в траках бульдозеров. Наши девочки, чьи имена мы писали пеплом на этих глухих заборах, превратились в секретарей парторганизаций с усталым взглядом и покатыми плечами. Пошли на тряпки наши старые ковбойки, которыми мы когда-то так гордились. Мы не видим себя, и все нам кажется, что мы сейчас поднимемся от зябкого утреннего костра, от похудевшей на рассветном холодке белой реки, отразившей в коридоре мрачноватых сырых елей белое теплое небо, поднимемся и пойдем быстро туда, куда успевает глаз, — за зеленые ковры альпийских лугов, за желтые предперевальные скалы, к синему небу, такому синему, что, казалось, до него можно дотронуться рукой и погладить его лакированную поверхность.

Но нет этого ничего. Есть другие люди, другие дома, другие женщины, другие мы.

Только перевал Кичкинекол стоит, как 25 лет назад.

* * *

Каждый народ заслуживает ту медицину, которую он имеет.

* * *

За достоинства редко любят. Можно любить и за недостатки.

* * *

— У нее на руке сегодня появилось кольцо.

— Это отлично. Значит, не появится семейного блеска в глазах.

* * *

Вязкий альтруизм.

* * *

Да здравствует советский народ — вечный строитель коммунизма!

* * *

Копров: «Когда Советская власть даст свободу малым народам?»

* * *

Я поэтому и стал поэтом, что глядел на закат, куда бежала река.

* * *

Чем уже коллектив, тем сильнее склока.

* * *

Граф Монте-Карло.

* * *

В колхозе «Россия» есть два ишака. Машин — через четыре двора машина. Мотоциклам — тем вообще нет счета.

Постовой ГАИ остановил ишака и спрашивает у его «водителя»-старика:

— Где твои права?

Старик поднял ишаку хвост и говорит:

— Вот тут, загляни в бардачок.

* * *

Степь — единственное место, где можно понять, что ты живешь на планете. Степь и море.

* * *

По площади перед клубом идет инвалид и покуривает. Без костылей, на протезе, пристегнутом к бедру, но идет, постукивает железным концом протеза по асфальту, и этот негромкий ритмичный стук страшнее самых жутких киновзрывов наших боевиков.

Светит неяркое осеннее солнце. Дети в пионерской форме ожидают делегатов краевой конференции учителей. В их руках цветы. Лихо развернувшись на пыльной площади, промчались подростки на новых «ижах».

* * *

Я хочу от имени товарищей — и было бы неправильно — сказать спасибо за идеологическое обеспечение наших возросших возможностей.

* * *

Село Покойницкое. Все вымирали. Уходили волостями.

* * *

Картотека умных людей.

* * *

— Забудьте и никогда не говорите, что вы были травопольщиками.

— Не говорить могу. Но забыть не могу.

* * *

Я закричал, как меченый атом.

* * *

Когда Боб Мамонт узнал, что здесь были немцы, он спросил — почему?

* * *

Жена миллионера Вильяма Хелса спрашивала — правда ли, что в СССР люди могут молиться? Сколько гангстерских банд в Москве? Может ли школьник выбрать вуз или он должен выбирать профессии по указанию государства? Я сказал — извините, но это странный вопрос.

Миллионеры накупили балкарских свитеров и стали столь похожи на наших туристов, что их начали на танцах приглашать танцевать.

* * *

На текущую воду можно смотреть так же бесконечно долго, как на огонь.

* * *

Боб: «Я никогда так не отдыхал. Мне 51 год, и у нас с женой не было никогда такого счастливого отдыха. Все 8 дней. Была разная погода. Шел снег. Мы попали в бурю. Но было символично, что именно в последний день засияло солнце. Я позволю себе провести аналогию с советско-американскими отношениями. У нас две страны, два правительства, две армии, два народа. Но солнце у нас одно».

* * *

Эдд: «Я ничего не знал о вашей стране. Только газеты и ТУ. Там одно и то же».

* * *

Американцам в кинозале Чегета вручили почетные грамоты: «За лучшие достижения во всесоюзном социалистическом соревновании». Других не нашлось. Американцы сидели очень напряженно и взволнованно. Впервые миллионера я видел на партсобрании под лозунгами «Народ и партия едины», «Все на выборы». Все очень торжественно выступали, выходили получать грамоты.

* * *

Джуди называла будильник «разбудильником».

* * *

Мне нужен стол, нижний свет, машинка, маг — только для того, чтобы убедиться, что ты абсолютно пуст. В другой обстановке есть оправдание — нет нужных предметов.

* * *

1 апреля решили разыграть одного человека в отделе. Вывесили объявление: «С 1 апреля: запись на автомобили „Жигули“ производится у т. Иванова с 14 до 16 часов». Первой у него записалась жена замдиректора. Раз пришла на запись жена замдиректора, то Иванов решил, что дело официальное. Составил список, график, очередь. Устроители шутки