Тут издалека, со стороны Калужской заставы, раздалось три пушечных выстрела.

– Это они сигнал подают! – догадался Саловаров. – Сейчас взорвут!

– Где заложено? – торопливо спросил Отчаянов, отбирая у Петра план.

– Бежим к Ивану Великому! – крикнул тот и первым сорвался с места.

Неожиданно со стороны Арсенала вспыхнула перестрелка, и сразу же раздался первый взрыв. Он был чудовищной силы. Волной обжигающего воздуха “отчаянных” швырнуло на землю. Из построек вокруг выскочили рамы вместе со стёклами, по небу летели вырванные двери и куски крыши. С грохотом рушились стены, во многих местах вспыхнул пожар. Партизаны, оглушённые и ошарашенные, с трудом поднялись на ноги, и сразу же рвануло у них за спиной.

Повторно брошенный наземь, Ахлестышев потряс головой. Гул в ушах не прекращался… Он опёрся на локоть и с трудом оглянулся. Прямо перед ним горела и осыпалась Тайницкая башня. Столбы дыма вперемешку с искрами понимались над Константиноеленинской и обеими Безымянными башнями. Петровской не было вообще. Отсутствовала и красавица Водовзводная, всего пять лет назад выстроенная заново. На её месте чадила груда развалин.

– Всё, – горько произнёс каторжник, оборачиваясь к своим. – Не успели!

– Вставай, твоё благородие! – перебил его Голофтеев. – Неколи хныкать – Иван-то Великий ещё цел!

А Сила Еремеевич просто взял Петра подмышки, поставил на ноги, да ещё и подтолкнул в спину.

Пять человек бросились к колокольне. Возле Архангельского собора путь им преградил вражеский патруль. Его перебили в мгновение ока… Ахлестышев оказался у подножия Ивана самым первым. В правой руке он сжимал кирасирский палаш, в левой – отобранный у сапёров смоляной факел. Прямо под фундамент уходил подкоп. Такие же норы виднелись и под Успенской звонницей, и под Филаретовой пристройкой. По земле во все стороны протянулись толстые, пропитанные порохом и серой проводники[83]. Пётр принялся рубить их сплеча, чтобы пущенный по ним огонь не достиг минных зарядов. Тут из лаза выбрался огромного роста сапёр и кинулся на каторжника. Рядом с ним Пётр был не более чем подросток… Гигант занёс над головой топор на длинной рукояти. Увернуться от удара уже не получалось. Ахлестышев заслонился палашом, но что он против топора? В последнее мгновение сзади француза вырос Саша-Батырь. Сильным толчком он сбросил противника обратно в подкоп и сам упал следом. Не раздумывая, Пётр прыгнул в яму. Вокруг, сколько видел глаз, стояли штабеля из пороховых бочек. Саша со своим соперником, пыхтя как два медведя, молча боролись на земле, и никто не мог взять верх. Из подкопа уже набегали на них пять или шесть французов. Ещё секунда и друзей закололи бы, но тут Пётр поднёс факел к ближайшей бочке. Сапёры сразу застыли, как вкопанные. Даже борцы прекратили своё занятие и повернули головы к Ахлестышеву.

– Умрём вместе, или как? – по-французски поинтересовался Пётр у перепачканного землёй офицера.

– Ты ведь не сделаешь этого, – хладнокровно ответил тот, вынимая шпагу.

– Угу… – каторжник приблизил огонь ещё на вершок к бочонку.

– Не взрывай!! – раздалось сразу несколько умоляющих голосов. – Мы сейчас уйдём!

– Сукины дети! – рявкнул каторжник. – С русскими силой меряться? Всех к богу отправлю! Бросили оружие на землю!

Сапёры незамедлительно выполнили приказ. Офицер, заискивающе улыбаясь, сказал:

– Можно, мы уйдём? Вы же нас отпустите? А лучше бегите вместе с нами. Через три минуты всё здесь взлетит на воздух!

Не слушая его далее, Ахлестышев бросился по галерее. Французы посторонились, пропустили его и ринулись к выходу, мешая друг другу. Верный Батырь, не отставая, летел за Петром. Вскоре галерея вывела их в квадратный зал, почти целиком заставленный бочками. Из пустого угла к ним вела дорожка из пороха. Запаленная с конца, она наполовину уже сгорела. Огонь быстро бежал к мине, ему осталось преодолеть две сажени. Не раздумывая, Пётр пал на колени и стал палашом проделывать в дорожке разрыв. Батырь выплясывал на другом краю, затаптывая пламя своими сапожищами. Несколько секунд страшного напряжения – и огонь, добежав до разрыва, затрещал и потух.

У-ф-ф-ф… Пётр сидел на земле и не имел сил подняться. Ватные ноги не держали, в глазах расходились круги. Отброшенный в галерею факел освещал картину вокруг. Бочонки с порохом выстроились в три ряда: десятки, если не сотни пудов… Каторжник задрал голову и посмотрел на Сашу-Батыря. Весь мокрый – тоже, что ли, от страха? – тот ошарашенно разглядывал огромную мину, едва не поднявшую их на воздух. Налётчик зажал ладонью рот и издал короткий смешок. Пётр хихикнул в ответ… Секунда – и беглые разразились вполне истеричным хохотом. Великан схватил товарища в охапку и принялся отплясывать “барыню”.

– Пусти! – взмолился Пётр. – Мне бы того… до ветру… Едва ведь не окочурились!

Саша поставил его на землю, хотел сказать что-то весёлое, но не успел: рвануло.

Потом уже Ахлестышев сообразил, что взрыв произошёл сверху и сбоку. А тогда ему показалось, что лопнуло прямо над головой. Земля под ногами вздыбилась, сверху полетели кирпичи и куски штукатурки. Стройные штабели бочек рассыпались, заполняя пространство вокруг. Оглушённый, ничего не соображающий, Пётр пополз к галерее. Голова раскалывалась, в ней сохранилась только одна мысль: факел, там лежит горящий факел… Если в галерею закатится бочонок, да ещё и треснет от удара… Ему казалось, что он полз очень долго и преодолел жуткие препятствия. Наконец в темноте показался огонь. Просмолённая тряпка бойко горела и не думала потухать. А рядом лежали обломки тары, и темнела груда пороха. Схватив факел, Пётр отбежал с ним в галерею и крикнул оттуда:

– Саша! Саша!

Он не услышал собственного голоса, зато увидел друга. Шатаясь и держась руками за голову, Батырь вышел к свету. Ахлестышев ужаснулся: глаза у налётчика были совсем безжизненные, по измазанному лицу обильно текла кровь.

Вытащив из кармана платок, Ахлестышев дрожащими руками стал вытирать Сашино лицо и нигде не находил раны. Выяснилось, что кровь сочится из носа и ушей, но голова у вардалака цела. Выбросив платок, каторжник отстегнул от пояса баклажку с водкой и силком засунул товарищу в рот. Надавил – и тот разжал стиснутые зубы.

Сделав несколько порядочных глотков, Батырь поперхнулся и отвёл баклагу. Глаза его обрели осмысленное выражение. Поглядев на приятеля, налётчик схватил его за плечи.

– Что с тобой? Ты весь в крови!

– И я тоже? Это контузия…

Саша рукавом стал отчищать Ахлестышеву щёки и лоб. Головы у обоих перестали гудеть, и почти вернулся слух.

– Мы точно живы? – спросил на всякий случай Батырь.

– Точно, – успокоил его Ахлестышев. – И руки-ноги целы. Рвануло снаружи, а нас только кувыркнуло волной. Хорошая у Ивана Великого кладка – выдержала. Умели делать!