Ане вдруг показалось, что на улице необычно стемнело – что солнце уже затмили песчаные облака.

– Буря была впервые замечена в…

Голос разошёлся резким треском помех, Ана потянулась к приёмнику, чтобы настроить волну, но вдруг обхватила голову и застонала от боли.

– Обычно такие бури… Но уже несколько дней… стало ясно…

Радио хрипело – шум песчаного ветра заглушал голос ведущего.

– …из-за перепадов давления… рекомендуется…

Ана выключила приёмник.

Улица внизу опустела. Ветер поднимал на тротуарах пыль. Вскоре даже маячки на бадване вспыхивали красным.

Ана долго сидела у окна.

Головная боль не проходила. Ана хотела сделать укол, хотя и понимала, что это никак не поможет. Она намочила холодной водой полотенце, положила себе на лоб и прилегла на кровать.

Ей снился песчаный шторм.

Разбудил её звонок.

Ана с трудом заставила себя подняться и подошла к гииразе. Из трубки снова доносились шорох и треск. Ана попробовала набрать номер Илы, треск пропал, но вместо гудков она услышала непроницаемую тишину.

За окном совсем стемнело, ветер усилился. Ана подошла к приёмнику. Тот глухо захрипел, точно песок нарушил все каналы связи. Ана с трудом расслышала слабый, пробивающийся сквозь густую пелену помех голос:

– В центральных районах уже… невозможно определить… движется на север…

Больше Ана ничего не разобрала. Она отключила приёмник.

Комнату накрыла тишина, которую через секунду разрезал глубокий гортанный вой и шелест, напоминающий помехи на радиоволне – как будто эхо от выключенного радио ещё разносилось по улицам.

И тут же всё за окном затянула туча песка.

Песчинки барабанили в стекло. Ветер поднимал песок в небо и волнами обрушивал на бадван, снося его с опор.

Стало темно, как ночью.

* * *

Буря бушевала всю ночь.

Ана уже и не помнила, как заснула, однако утром, встав с постели, она сразу поняла, что всё завершилось, даже не поднимая штору на окне.

Тишина.

Выпив чашку горького хараса, она оделась и вышла из дома. Улица была ослепительно пустой, без признаков жизни. Сигнальные маяки на бадване не горели. Запах песка, который скрипел под ногами, чувствовался даже через маску. Город выглядел заброшенным и мёртвым, словно сдался на милость пустыне.

На перроне Ана стояла одна.

Прошло больше часа, прежде чем из-за поворота вынырнул пассажирский состав и пролетел, не сбавляя хода, мимо перрона, издевательски сверкая яркими глазницами окон. Вещатели молчали. Никто не предупреждал об изменённом расписании поездов.

Когда Ана добралась наконец до патмана, то оказалось, что работает лишь одна стойка, к которой ещё с улицы выстроилась длинная нетерпеливая очередь. Снова пришлось ждать.

У Аны болели ноги, дышала она через силу. Маска страшно хрипела при каждом вздохе. Когда подошла её очередь, она уже едва стояла на ногах.

Безразличный голос в окошке произнёс:

– Куда?

– Южный Хапур, – сказала Ана.

– Документы.

Ана протянула в окошко тоненькую книжицу. Мужчина за стойкой недовольно спросил:

– А где справка?

– Какая справка?

– Медицинская. Для разрешения необходима медицинская справка по форме…

– Но, вы знаете, я… – начала Ана.

– Следующий! – перебил её мужчина.

Ана даже не успела ничего сказать, как её оттолкнули от окошка. Она вышла из плева. Очередь стала ещё длиннее и тянулась до самого конца улицы, до самого горизонта.

* * *

Ана решила поехать в старую агада-лая. Прежний врач наверняка её помнит. Он был обходительным, всегда внимательно слушал, когда она рассказывала о приступах по вечерам, и ни разу не заставлял дышать через жуткий, похожий на искусственные лёгкие аппарат. Старый врач наверняка выдаст ей требуемую справку.

Однако ей пришлось прождать в плеве до вечера.

Невысокий мужчина лет сорока заговорил с ней, но она ничего не отвечала и лишь мотала головой, как немая. Ей хотелось, чтобы невысокий мужчина замолчал. Она обрадовалась, когда тот наконец ушёл – поднялся куда-то по лестнице, – но потом поняла, что никто больше не обращает на неё внимания. Она может торчать в этом проклятом плеве хоть несколько лет. Её так и не вызовут на приём.

Она постучала в дверь кабинета и, когда ей не ответили, осторожно заглянула внутрь. Врач сидел за столом и листал книгу. Увидев Ану, он скривил губы и указал на дверь.

Занят. Подождать в коридоре.

Ане вдруг захотелось, чтобы приставучий мужчина вернулся – со своим громким голосом, от которого покалывало в висках. Он хотя бы проявлял к ней интерес.

Она прождала перед кабинетом врача до сумерек и поехала домой.

По дороге она думала, что не сдастся, что завтра обязательно приедет снова и будет, если потребуется, приезжать каждый день, пока они не поймут, что она заслуживает эту несчастную справку, последнюю услугу, которую они способны ей оказать.

Ана так разволновалась, что не сразу почувствовала жжение в лёгких, как после едких лекарств. Воздух в вагоне казался разреженным, она не могла глубоко вдохнуть. Так обычно начинался приступ.

Она вышла на ближайшей станции и спустилась в плев. Села на скамейку, закрыла глаза. Попыталась успокоиться.

Это вовсе не приступ, с ней всё в порядке. Она просто устала. Это пройдёт.

Ана вспомнила, как познакомилась с Нивом. Она тогда потерялась и никак не могла найти очередную агада-лая. Это было давно, с тех пор всё изменилось.

Она вздохнула, и её маска протяжно захрипела.

Двое полицейских у лестницы поглядывали на неё с вялым безразличием. Ударил отрывистый гудок, и поезд наверху стал медленно, с тяжёлым металлическим лязгом, набирать ход. Посыпалась с потолка пыль. Всё вокруг превращается в песок. Вещатели вдруг затрещали и изрыгнули в плев какой-то надсадный шум. Шум нарастал, заглушая всё вокруг, сбивался, затухал, но потом расходился снова, громче и ярче, вплоть до звона в ушах.

Ана не могла больше здесь находиться.

Она заковыляла к выходу. Кто-то толкнул её в плечо, и Ана оступилась, уткнувшись в стену плечом. На станцию подошёл новый поезд, и теперь спускающаяся с перрона толпа ломилась в узкие двери, распихивая всех на своём пути.

Нужно немного подождать. Вскоре толпа поредеет, и тогда она сможет выйти.

Что-то происходило вокруг.

Людей точно било током, некоторые даже испуганно отшатывались от стен. Лампы у потолка на мгновение погасли, а потом загорелись истошно-красным. И тут же пробуравил черепную коробку чудовищный рёв. Мощная аварийная сирена едва не сбивала с ног. Всё стало красным, глаза заливало кровью. Ана зажала уши и закричала сама, но крик её быстро оборвался, выдохся, она не могла даже пошевелиться, не могла вздохнуть.