Ровно через час мы приехали на кладбище иподошли к небольшому деревянному кресту, вокруг которого были сложены десяткиувядших роз. На кресте, под стеклом, висела моя фотография, где я улыбаюсьсчастливой улыбкой и поправляю свои волосы. На фотографии я очень красива,потому что на моем лице еще нет этого страшного шрама, да и не только на лице.Нет шрама в моей душе. А под фотографией табличка с моим именем и даты. И надпись,что по мне скорбят мои родные и близкие. Ноги у меня подкосились и я, чтобы неупасть, взяла Костыля за руку.

– Памятник тебе еще приличный непоставили. Извини, – сказал он. – Поставим позже, надо, чтобы земляулеглась. А проводили мы тебя с почестями, как положено. С оркестром. Толькогроб был закрытым, потому что обгорела ты сильно. Я Сергею сказал, что тыпереживала сильно после того, как он уехал. В тот же вечер напилась добессознательного состояния, села за руль моей машины, доехала до обрыва, прямос него упала и сгорела там заживо. Мне ради такого дела даже пришлось своютачку с обрыва скинуть. Правда, я старенький «Форд» отдал, мне его совсем нежалко. А за руль мы труп посадили по-настоящему обгорелой девушки твоеговозраста. В морге купили. Так что, Нинка, все сделали в лучшем виде. Комар носане подточит. Денег это, конечно, стоило, но теперь ты у нас официальнопокойница. Менты как увидели свидетельство о смерти, сразу вычеркнули тебя изрозыска. Теперь ты, Нина, свободна. Свободна как птица. Наслаждайся, родная,свободой. Дыши полной грудью. Не была ты замужем ни за каким ублюдком, сестры утебя никогда не было. Ты теперь Костылева Руслана, и живем мы с тобойофициально уже три года, а до этого ты в глухой деревне жила, оттуда я тебя и привез.Из глухомани притащил и женился. Держи документ.

Костыль достал из кармана паспорт и протянулмне. Я открыла первую страницу и посмотрела на свою фотографию… Я не былапохожа на себя прежнюю, потому что через все лицо шел шрам.

– А как же Сергей?

– А что Сергей? С Сергеем ты большеникогда не увидишься. Он совсем тронулся от своего горя и за неделю потерялчасть моих денег. Я наложил штраф на его компанию, и мы разошлись. Теперь уменя другой финансист. Так что, Нинка, вернее, Руслана, я обещал вытащить тебяиз дерьма, вот и вытащил. Теперь ты моя законная жена. Ты мне должна бытьблагодарна до конца своей жизни. Я все проблемы расхлебал, теперь живи ирадуйся.

– Чему? – опешила я.

– Новой жизни, дорогая. Новой жизни! Мнедаже предложение тебе делать не нужно и к алтарю тащить, ты и так моя законнаяжена.

Я положила букет, который подарил мне вбольнице Костыль, на свою могилу и на ватных ногах пошла к машине. У меня небыло слез и вообще каких-либо эмоций.

Все последующие дни я вообще ничего не понимала.Мир, в котором мы жили вдвоем с Сергеем, рухнул. Воспоминания о нем терзали мнедушу. Иногда казалось, что теперешняя моя жизнь лишь сон, что сейчас япроснусь, и все будет как раньше, когда я была вместе с Сергеем, былапо-настоящему счастлива и любима. Но порой душевная боль становиласьневыносимой, и тогда я бегала по дому за Костылем, просила сделать мнеуспокаивающий укол. Часто Костыль отказывал мне, говорил, что у меня началасьнаркотическая зависимость, и это опасно. Я не слышала его доводов. Мне былоплохо, сильно ломило тело. Я кричала, устраивала истерики, била посуду.

Однажды, не выдержав, я ворвалась вбильярдную, где Костыль собрал своих стриженых братков. Судя по всему решалисьважные проблемы. Народу было полно, но я не обратила на это никакого внимания,рухнула перед ним на колени и протянула свои обколотые руки:

– Женя, родной, уколи меня, пожалуйста.Ну уколи… – Я заплакала.

Костыль изменился в лице.

– Иди наверх! Ты что, не видишь, язанят! – рявкнул он.

– А ты меня уколи и решай дальше своивопросы. Если занят, попроси кого-нибудь из пацанов или дай мне дозу, я самауколюсь… Я уже кололась. У меня получится.

Даже братки почувствовали себя неловко.Озверевший Костыль ударил меня ботинком в лицо. Он чуть не задохнулся отярости.

– Пошла отсюда! Ты что меня позоришь,дура?! Пошла!!! Иди наверх, я сказал!

Я не почувствовала удара. И мне даже не былообидно. Страшная ломка заглушала все, меня буквально выворачивало наизнанку.

– Ты только дай дозу, и я уйду. Ты толькодай! Я уколюсь и пойду приготовлю тебе курицу с картошкой, как ты любишь… Этоже моя фишка, ты знаешь. Ты же сам говорил, что я курицу готовлю всем мужикам,кто меня дерет. Дай, и я тебе такой секс покажу, что ты улетишь! А хочешьминет?! Ты же его так любишь! А хочешь, я тебе минет прямо при пацанах сделаю?Дай дозу! Дай, а то меня всю ломает! Дай, а то я умру!

Костыль вскочил и начал меня избивать.Наверное, он меня просто убил бы, если бы не пацаны. Они оттащили его и держализа руки.

– Женек, ты ведь ее забьешь насмерть!Жена все-таки. Смотри, у нее уже полный рот крови и глаза кровью налились. Дайты ей эту дозу. Что над человеком издеваешься? Сам же ее на иглу посадил…

– Молчать! – Костыль пробовалвырваться, но его крепко держали. – Не дам я ей никакой дозы, пусть еепереломает!

– Да она же загнется! Завтра решишь, чтос этим делать, а сейчас дай ей уколоться. Она же просто сдохнет!

– Пустите меня!

Костыль достал из сейфа шприц, наркотик ибрезгливо швырнул мне на колени.

– Колись сама.

– Спасибо… Спасибо… – бормочу я ипытаюсь поцеловать его лакированные ботинки. С моих губ капает кровь.

– Пошла отсюда! Пошла!!!

– Спасибо… Спасибо…

Я не могу идти и почти ползу к лестнице. Якрепко прижимаю к груди свою дозу и чувствую себя по-настоящему счастливой…

Отлежавшись после укола, я решила привестисебя в порядок. Я намазала разбитую губу, поправила давно немытые волосы… Тем иограничилась. Взяла какую-то книгу, попробовала читать, но у меня ничего неполучилось. Включила телевизор, долго и тупо смотрела на экран, и это былонеинтересно. Тогда я решила выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Сопаской спустилась на первый этаж и облегченно вздохнула: мужа нигде нет,значит, он вместе со своими ребятами уехал в город. У входных дверей ястолкнулась с домработницей. Она испуганно всплеснула руками.

– Да у вас все лицо разбито, давайте явам обработаю!

– Бог с ним, – махнула ярукой, – мне не больно.

– Не больно?

– Нет. Я ничего не чувствую.

– Евгений Александрович сказал, чтоположит вас завтра в наркологический диспансер.