Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уилл получил новую палатку с индейским названием «Eureka», звучавшим в моем произношении как «Эврика!», а поскольку я должен был перебираться к Уиллу именно в эту палатку, мне показалось, что было бы совсем неплохо, если бы я смог воскликнуть «Эврика!» после первой проведенной в ней ночи. Вторым рейсом нам привезли огромное количество коробок с собачьим кормом, которого по нашим расчетам должно было бы хватить на 45–50 дней всего оставшегося нам пути до ледника Гумбольдта. На самолете улетели Джон, Дэйв и лишние, то есть мои, нарты. Мы остались вшестером с тремя нартами и 27 собаками против 1800 километров гренландского бездорожья.
2 мая
Всего лишь день, но как он много значит
На позабытой Богом широте:
Кто пел вчера – сегодня почти плачет.
И снова не анфас всем нам удача,
И метеоусловия не те…
Погода в течение дня: температура минус 10 – минус 15 градусов, ветер утром западный 8—10 метров в секунду, днем усиление до 15–20, порывами до 25 метров в секунду, общая метель, видимость менее 50 метров, вечером ослабление ветра до 8—10 метров в секунду, низовая метель.
И точно. Обычная для умеренных широт боголепная маевка второго мая с ее размягчающим и благотворным для отходняка после майских демонстраций и возлияний в честь всенародного праздника климатом превратилась для нас здесь, на ледниковом куполе Гренландии, в настоящую пытку. Не успели мы отойти от Лагеря Разлуки на расстояние двухчасового перехода, как начинавший задувать с утра ветер и легкий моросящий снежок превратились в настоящую свирепую метель, причем видимость упала до 40–50 метров. Несмотря на более чем сложные погодные условия, мы продолжали движение весь день и прошли около 23 миль. Это был более чем хороший результат, если учесть, что нарты наши были нагружены полностью и вес их был не менее 500 килограммов! К счастью, ветер был западо-юго-западный, то есть не встречный, что заметно облегчало ситуацию. До обеда впереди шли Этьенн с Уиллом, мы с Джефом были замыкающими. Теперь, после того как расклад в экспедиции изменился, а «кина не будет», поскольку главный «кинщик» вместе со своею камерой пыток отбыл в Город Вечной Любви, я лишился своей собственной упряжки и был в режиме свободного лыжника, перемещавшегося от упряжки к упряжке в поисках самого достойного себе применения. Сейчас у нас в команде остались три профессиональных погонщика со своими упряжками – Уилл, Джеф и Кейзо. Этьенн, Бернар и я ассистировали им по мере своих возможностей. После того как вперед вышел Уилл, Этьенн остался с его упряжкой, а я переместился на вторую позицию, заняв место между Уиллом и первой упряжкой, чтобы, как всегда в условиях плохой видимости, выполнять связующие функции между впередиидущим и остальными. Это было абсолютно необходимо, поскольку Уилл периодически пропадал из виду и вполне мог потеряться. Моя же задача как раз и заключалась в том, чтобы не отпускать Уилла, который, к сожалению, не имел весьма полезной привычки для всех путешествующих, особенно в полярных областях, периодически оглядываться назад. Возможно, во время своих предыдущих экспедиций он привык в основном находиться вместе с собаками и, естественно, смотрел в основном вперед. Так или иначе, но в наших условиях оглядываться было жизненно важно.
Как я уже говорил, организация нашей экспедиции была построена таким образом, что каждая упряжка вместе с двумя примыкающими к ней участниками могла существовать вполне автономно в течение длительного промежутка времени, поэтому даже если в условиях непогоды какая-либо из упряжек отставала, то волнений за ее судьбу не было. Другое дело, если отставал (или опережал) основную группу кто-нибудь из участников экспедиции, как это вполне могло бы случиться сейчас с Уиллом. В этом случае его судьба и даже жизнь всецело зависели бы от успеха наших поисков – занятия, как вы можете себе представить, достаточно неблагодарного при видимости не более 50 метров. Я достаточно успешно справлялся со своею благородной миссией, несмотря на то что Уилла упорно тянуло влево, хотя ему наверняка так не казалось. В любом случае – и впоследствии мне приходилось не раз в этом убеждаться – когда идешь впереди, не имея перед собой никаких отчетливых ориентиров, очень трудно сохранять прямолинейное движение, особенно, если дует боковой ветер. При этом тебе самому кажется, что ты идешь совершенно прямо, и единственным способом объективно оценить это остается опять же взгляд назад на следующие за тобой упряжки, которые, старательно повторяя все изгибы твоей лыжни, могут совершенно точно показать тебе всю несостоятельность твоей теории прямолинейного движения в белом, лишенном ориентиров пространстве. Поэтому, пожалуйста, чаще оглядывайтесь назад в своей жизни. Это наверняка поможет вам избежать серьезных ошибок, а иногда, особенно в плохих погодных условиях, – бессмысленного хождения по кругу.
Примерно в три часа Этьенн знаками показал мне, что надо остановиться. Этот знак – скрещенные над головой руки с лыжными палками – был воистину международным и не требовал никаких дополнительных пояснений. Я остановил Уилла. Мы вместе с ним подъехали к упряжке, где нас поджидал Этьенн. «Джеф и Кейзо исчезли!» – прокричал Этьенн, показывая назад, где кроме снежной круговерти ровным счетом ничего не было. Шедшие следом упряжки Джефа и Кейзо, очевидно, потеряв след, отстали. Мы с Уиллом решили отправиться им навстречу, что в общем-то было нарушением нашего же собственного правила: не отрываться от упряжек в