же дать отбой командой: «W-o-o-o-ah! Sit!». Я был удивлен не меньше звукооператора, причем не тем, что мои собаки так послушно и быстро отреагировали на мою уже наверняка опостылевшую им команду (чего не сделаешь, когда тепло и настроение хорошее), а тем, что только мои собаки отреагировали на эту команду, а точнее, на голос СВОЕГО погонщика. Заметьте, что расстояние до собак было не менее 30 метров. При этом находящиеся рядом с моими собаки Уилла даже ухом не повели, не говоря уже о лежащих поодаль собаках Джефа и Кейзо! Вот те раз! Чтобы убедиться в слуховой избирательности наших лохматых помощников, мы провели тот же эксперимент с упряжкой Уилла. Эффект был потрясающим! Уилловская упряжка вскочила на ноги и тронула нарты с места. Уилл с угрожающими гортанными криками бросился ей наперерез. Мои же собаки, которые еще минуту назад были готовы сорваться по точно такой же команде, не меняя своих расслабленных поз, с интересом наблюдали за происходящим. Точно так же вели себя упряжки Кейзо и Джефа, и только один из нас не смог вдохновить ни одну из упряжек на совершение какого-либо заметного движения: это был Этьенн, к великому сожалению Бернара, мечтавшего, наверное, о том, чтобы записать собачьи команды для истории пусть и на английском языке, но с выраженным французским акцентом. Этим замечательным эпизодом наш великий режиссер и его команда завершали работу над первым разделом первой части фильма о трансантарктической экспедиции – фильма о путешествии через Гренландию.

По этому поводу вечером французская группа давала отвальную. Импровизированный стол был накрыт прямо на нартах. Вечер был солнечным и тихим, а если добавить к этому извлеченный откуда-то из потаенных мест французский коньяк и бутылку анисовой водки, то и совершенно упоительным. Как жаль, что тогда я еще не подозревал, что будет такая группа «Белый Орел», как, впрочем, и она сама. Как бы к месту здесь пришлись их «Вечера» с небольшими изменениями в тексте типа: «И шум «Твин оттера», и хруст французской булки…» Насчет «Твин оттера» я, пожалуй, перестарался – его не было и в помине, зато хруст, причем настоящей французской булки, был вполне конкретным.

Странный все-таки вкус у этих французов: могут, как поется в песне Высоцкого, «одновременно есть стаканы и Шиллера читать без словаря». Я имею в виду, что они с одинаковым удовольствием пьют свой замечательный коньяк и совершенно, на мой взгляд, неудобоваримую анисовую водку. Тягучий напиток с сильным запахом лекарства, казалось, действовал на них, как валерианка на котов. Из закусок в изобилии были представлены разного рода орешки и тающее во рту, а не в руках печенье в шоколаде, которое так и напрашивалось на вопрос: «Вы откуда?». При этом томный ответ: «Из Парижа…» – был известен заранее.

Вечером радио принесло неутешительные вести о том, что самолет не сможет прилететь завтра, то есть первого мая, а будет только второго! Вот тебе и пресловутая солидарность трудящихся всех стран. Пилоты «Твин оттера», а точнее, авиакомпания «Bradley», услугами которой мы пользовались, наверное, решили, что солидарность солидарностью, а праздник праздником! Все бы вроде ничего, и один день задержки не должен был казаться проблемой, но вот только билеты у наших киношников на обратную дорогу были взяты на второе мая. Аэропорт Санне-Фьорда, хоть и был крупнейшим в Гренландии, но принимал самолеты из Европы только раз в неделю, так что перспективы у Лорана и Дамиана (Бернар оставался с нами до конца экспедиции) были не слишком заманчивыми. Надо было стараться все-таки уговорить самолет прилететь завтра, пока погода звенела. Кто знает, что может с ней случиться через день!

Как бы не желая отставать от собратьев по искусству, наш фотограф Пэр пригласил нас сниматься при низком закатном солнце для наших спонсоров. У него был заготовлен лист с описанием их пожеланий насчет способа рекламы их любимой продукции.

Мы все, повинуясь рубленым командам Пэра, то одновременно ложились на расстеленные на снегу матрасы, то залезали с головой в спальники, то неистово чистили зубы, то, высоко вскидывая одинаково обутыми в маклаки ногами, отплясывали канкан, то прямо в его камеру выпячивали наклейки на рукавах наших курток, словом, резвились как могли. Пэр во всяком случае остался очень доволен.

Сегодня утром обнаружил, что у меня закончилась паста в шариковой ручке: то ли слишком много и бестолково, что одно и то же в смысле расхода пасты, писал, то ли на морозе срок ее действия сократился… Придется экономить. В довершение выяснил, что на морозе мой фотоаппарат ФЭД рвет перфорацию пленки. Хорошо еще, что Пэр перед отлетом дал мне в запас несколько роликов «Кодака».

Апрель почти что закончился, а с ним завершается и четвертая глава этой книги. До новых встреч в мае!

Глава 5

Походный вариант американского образа жизни. Мясо карибу по-эскимосски. Лыжный кросс с птицей за пазухой. Северный Полярный круг. Телефон-автомат на ледниковом куполе. Внимание – русский! Жар костра и холод пива. Погоня

1 мая

«Чего вы, ребята, сегодня достигли?» —

«Хотите взглянуть? Вот построили иглу». —

«Зачем вам оно? У вас есть же палатки!» —

«Да так ни за чем, это мы для разрядки,

Денек отдохнув от собачьего лая,

Чего не построишь в канун Первомая!»

Погода в течение дня: температура минус 11 – минус 16 градусов, ветер юго-западный 3–5 метров в секунду, облачно, снег.

Готовясь к первомайской демонстрации солидарности трудящихся путешественников всех стран, по крайней мере двух из них, причем не самых последних – Великобритании и СССР, – мы с Джефом решили построить иглу – эскимосское жилище из снега. Вернее, решил он, поскольку представлял, как это делать, а я, как водится, поддержал, потому что одному оставаться в палатке было скучно. Мы выбрали относительно ровную площадку. Джеф сделал ножовкой несколько контрольных пункций снежного покрова, чтобы убедиться, что снег плотный до глубины не менее 15–20 сантиметров. Затем, установив меня в качестве центра круга, очертил той же ножовкой окружность диаметром около двух с половиной метров. Это была разметка фундамента будущей хижины. После этого Джеф приступил к заготовке снежных блоков для стен, вырезая их из верхнего, наиболее плотного слоя снега таким образом, чтобы получались кирпичи размером примерно 40 ґ 50 сантиметров и толщиной 15–20 сантиметров. Торцы снежных блоков срезались под углом, чтобы при их установке в стену последняя имела бы наклон внутрь.