Они сжимали друг друга в объятиях, которые не были объятиями любви. Снисходительные жители острова посчитали, что один из них погиб, пытаясь спасти другого, когда тот тонул. Лора, привлекшая внимание миссис Брэдли к этому сообщению в английских газетах, заметила:

— Что ж, я рада, что это случилось не в Уинчестере.

В ее серо-голубых глазах промелькнул серый собор, холмы и очаровательно темнеющие речные плесы.

Перспектива расширилась и сделалась такой же ясной, как наяву. Девушка увидела ивы и высокие зеленые камыши, пятна водорослей, прозрачные отмели с каменистым дном, неверные глубины; грубые, с толстыми листьями водяные растения по краю реки, голубые незабудки, коричневатый водяной омежник. И ровный стремительный бег воды в боковом потоке и канале, во рву и ручье, не менее широком, чем изгибающаяся река, сквозь плотины и под мостиками.

Она увидела дикую утку в полете и гнезда шотландских куропаток, устроенные на плавающих обломках дерева; удирающих уток, певчих птиц, качающихся на осоке, она увидела, как маленький горностай проворно возвращается в свою нору, увидела лебедей, похожих в своей красе на галеоны, и, наконец, в маленьком глубоком пруду — одинокую форель, идущую против течения.

Если и существует в цивилизованной жизни патология, несправедливо обделенная вниманием в английской беллетристике, то это катастрофическое обретение заново в зрелом возрасте давних школьных приятелей. Наиболее наглядные, по мнению миссис Брэдли, примеры облечены в язык комедии и фарса соответственно: визит Сисси Крабб к Провинциалке и ужасающее вторжение в блаженство супружеской жизни Ричарда (Бинго) Литтла ненавистной Лауры Пайк[69].

«…и возвращается вместе с Сисси Крабб, которая располнела и несколько раз повторяет, что мы оба так изменились…»

Миссис Брэдли вздохнула. Только что прочитанное и отложенное письмо казалось ей написанным Сисси Крабб собственноручно. По-видимому, мир кишмя кишит всевозможными сисси крабб.

«Раз уж ты все равно направляешься в наши края, я непременно хотела бы, чтобы ты приехала повидаться со мной. Несомненно, мы обе сильно изменились, но старые добрые времена хоть что-нибудь да значат. Буду ждать тебя на следующей неделе. Сообщать мне день приезда незачем, так как я всегда на месте, а в деревне есть неплохой отель, куда я вожу всех гостей обедать. Это избавляет от стольких хлопот, и поскольку сама я на диете…»

Ох уж эти мне диеты, удрученно подумала миссис Брэдли. «Полнейшая невозможность раздобыть чечевицу или лимоны по первому же требованию…» И довольно о диете Сисси Крабб, а что касается Лауры Пайк, «она не смущаясь говорила о протеинах, углеводах и физиологических потребностях человеческого организма. Эту девицу, видимо, мало заботили правила приличия, и пикантный анекдот о человеке, отказавшемся есть чернослив, который она рассказала…»

Миссис Брэдли покачала головой. В последний раз она виделась с Мейбл Паркинсон, кажется, в 1922 году и вообразить себе не могла, что именно у них могло остаться общего, — кроме, само собой разумеется, проклятия «старых добрых времен», уже упомянутого Мейбл. В доказательство его власти миссис Брэдли спустя полчаса обнаружила, что пишет ответное письмо, принимая приглашение.

Мейбл Паркинсон проживала в деревне Ветвоуд — небольшой и разнородной, на берегу реки Беруотер. На одном ее краю располагалась основная часть деревни с единственным отелем, который избегал разорения только благодаря туристам, путешествующим по шоссе и по реке, на другом краю — новый, но почти не вызывающий нареканий жилой район, где предпочла поселиться Мейбл. Вдоль реки разместилась пара шлюпочных верфей, склад пиломатериалов, киоск, где продавали почтовые карточки с видами, сигареты, карты Великобритании, газеты и головоломки-пазлы, а на противоположном берегу, за мостом, на расстоянии пары миль ниже по течению, — несколько сырых с виду бунгало для отдыхающих, каждый со своим лодочным сараем и маленьким причалом.

Оказалось, что дом Мейбл Паркинсон — первый в новом жилом районе, если ехать со стороны деревни, поэтому шофер миссис Брэдли без труда нашел его. На калитке белела записка:

«Такая жалость. Сестра вдруг заболела в Гейтсхэде. Обязательно приезжай в другой день».

Миссис Брэдли, мысленно и с привычной машинальностью отдавая дань уважения болезни, в то же время вздохнула с облегчением оттого, что ей не придется наносить заранее условленный визит. По пути к дому машина проехала мимо отеля. Миссис Брэдли предложила заглянуть туда на обед, побродить по деревне и ее окрестностям, выпить чаю в ее любимом отеле в Норидже и вернуться к друзьям в Кингс-Линн, где она гостила, как раз к купанию и ужину.

Июнь близился к концу, установившуюся погоду можно было с осторожностью назвать идеальной. Обед в отеле оказался неплохим, а после его завершения миссис Брэдли выпила кофе в саду над рекой, где высилось раскидистое дерево для тех, кто предпочитал тень. На длинной и ровной лужайке там и сям радовали глаз розами в цвету круглые цветочные клумбы. Для развлечения служили подплывающие и отплывающие лодки, ласковая кошка, лодочник из отеля, который, пока горничная забирала у миссис Брэдли поднос, предложил приятно провести день на реке. Миссис Брэдли оглядела два небольших катера. Поблескивающие начищенной медью и отполированным красным деревом, они уже обольстили ее и ослабили ее решимость сегодня днем держаться от воды подальше. Она сдалась почти сразу.

— Управлять будете сами, мадам, или дать вам сопровождающего?

— О, нас скорее всего будет двое. Мы справимся, — отозвалась миссис Брэдли, которая представить себе не могла почти ничего менее заманчивого, чем поездка на катере вместе с неизвестным сопровождающим мужского пола.