Через неделю я заехал к Чжо в офис. День уже был не таким пасмурным: сезон дождей постепенно кончался. В эти дни мьянманцы дружно перестирывают и развешивают на сушку одежду и простыни, а уличные уборщики собирают с дорог лопатами грязь, оставшуюся от хронического наводнения в даунтауне.

— Знаешь, министр уже вернулся. Я вчера ездил его встречать. — Чжо улыбнулся. — Извини, тебя на этот раз я не пригласил.

Чувствовалось, что он готов расхохотаться.

— И как твой министр съездил? — хмуро спросил я.

— А не знаю, как он съездил, — махнул рукой Чжо. — Он со мной не говорил о визите, а только вспоминал твои ботинки. Он просил меня обязательно купить тебе новую обувь. Видимо, твои ботинки стали для него самым запоминающимся впечатлением от этой поездки.

— Не нужны мне никакие ботинки. Лучше я вообще никогда не буду ездить провожать никаких министров.

— Да не переживай ты так! — улыбнулся Чжо. — Теперь ты уже для министра близкий друг — он точно тебя не забудет никогда. Да и что, собственно, случилось? Однажды на торжественной церемонии с генерального директора министерства юбка на пол свалилась: вот там было из-за чего переживать…

Я молчал и пил чай, мысленно формулируя газетный заголовок для статьи о постигшем меня позоре.

Заголовок получался исключительно матерным, из цикла «Папе сделали ботинки…», зато подзаголовок родился довольно быстро: «Потеряв каблук, гость из России потерял лицо».

— Хотя ты, конечно прав, — не дождавшись моей реакции добавил Чжо. — По Мьянме надо ходить в шлёпках. Полководец Маха Бандула тоже вон никогда в жизни не надевал ботинок.

— Знаешь, Чжо, — сказал я, глядя в окно на показавшийся между туч кусок голубого неба. — Подари мне лучше золотой зонтик. Это будет именно то, что мне сейчас нужно.

— У тебя есть вода? — спросил меня сосед.

— Уже два дня нет, — ответил я. — Может, они на улице еще трубу не закончили класть?

— Все они закончили. Тут какая-то другая причина, — сказал сосед. — Я днем буду на работе. Если хочешь, я позову знакомого, он придет и посмотрит.

Воды действительно не было уже два дня. Все это время под окнами шли масштабные по янгонским меркам раскопки. Власти уже давно в массовом порядке делали тротуары по всему городу более узкими, а на освободившемся пространстве бетонировали «карманы» для машин. После того, как автомобили в Мьянме стало можно купить без всяких пермитов всем желающим, Янгон вдруг превратится в одну большую пробку, и нужно было срочно исправлять ситуацию. Рабочие раздолбили бетонный тротуар и вырыли новый желоб для водопроводной трубы ближе к дому; правда, труба при этом осталась старой, ее просто выкопали, перенесли и закопали в новом месте. Они как-то не сильно мудрили по этому поводу: труба легла почти сразу же под поверхностью тротуара, и ясно было, что совсем скоро сверху будет положен новый слой бетона.

У меня еще оставалась вода в большом железном баке под потолком в ванной. Но все хорошее имеет тенденцию быстро кончаться: точно так же должна была совсем скоро кончиться и вода. Попытки включить насос, качающий в бак воду из того самого водопровода, который только что переложили на новое место на улице, ни к чему не приводили: ведущая в бак труба не издавала ни звука.

Именно поэтому предложение соседа прислать знающего человека было встречено мной с энтузиазмом и надеждой. Потому что без воды в тропическом климате жить невозможно.

Оставалось только дождаться анонсированного специалиста. Ну и попутно ознакомиться с ситуацией, прочитав подвернувшуюся под руку книжку на злободневную для меня тему.

«История системы водоснабжения Янгона насчитывает более 150 лет, — сообщала книжка. — Начало ей было положено в 1842 году, когда по приказу короля Тайя Вайда было вырыто 30 открытых колодцев. Извлекаемая из них вода оказалась грязной, и к тому же ее было недостаточно для города. По этой причине началось создание системы водопровода, при которой вода подавалась бы по трубам. На фоне острой нехватки воды в 1877-78 годах был запущен первый трубопровод, вода по которому шла из озера Кандочжи.»

Я представил себе грязную, мутную и пахнущую тиной воду озера Кандочжи, и удивился, как такой водой можно было мыться. Впрочем, я неоднократно оказывался облитым водой из этого озера и до сих пор остался жив. На мьянманский новый год Тинджан именно вдоль улицы Кан Ейкта (Озерный проспект), которая фактически является дамбой, возведенной для поддержания уровня озера, устанавливают пандалы. Десятки тысяч людей проходят мимо них под струями воды. Бумажники и мобильные телефоны надежно упакованы в полиэтилен, и кроме них у прошедшего мимо пандалов человека не остается ничего сухого. Вода, бьющая под напором из шлангов, попадает в рот, в нос, в уши. Громкая музыка и радостные вопли празднующих Новый год янгонцев заглушают еще один звук, доносящийся с озера: там, за железной оградой, вовсю работают мощные насосы, подавая воду к многочисленным шлангам.

«В 1879 году, — продолжал я чтение, — для того, чтобы обеспечить водой 35 тысяч человек, начал работу трубопровод от Кандочжи диаметром 10 дюймов, который обслуживал в основном жителей районов Ботатхаунг и Пазундаунг, где нужда в воде была наиболее острой. В 1984 году система водоснабжения была дополнена созданием озера Инья (озера Виктория). Водоснабжение города в пределах от улицы Монтон до улицы Тейн Пхью осуществлялось через 27-дюймовый трубопровод. Затем оно было снова улучшено — путем создания технического водоема около Шведагона емкостью в миллион галлонов (4545 куб.м.) воды и насосной станции в Тамвэ, открытой около озера Кандочжи в 1894 году. Вода, забираемая из Кандочжи, шла на насосную станцию Пхо Сейн, и затем по 27-дюймовому трубопроводу закачивалась в водоем около Шведагона, откуда распределялась по западным кварталам между улицами Тейн Пхью и Лантит. Озера Кандочжи и Инья были основой водоснабжения Янгона на протяжении 25 лет, и только в 1904 году было создано новое водохранилище не севере от Янгона — Хлога, а впоследствии появились еще несколько. С этого момента роль двух озер в водоснабжении Янгона становится все менее и менее значимой.»

Зазвонил колокольчик у балконных перил. Кто-то стоял внизу и дергал за мою веревку с металлической прищепкой на конце — стандартный сигнал жителю дома, чтобы он вышел на балкон. Утром на эту прищепку по предварительным заказам цепляют газеты, свежие булочки и йогурт, а днем и вечером это сигнал от человека без мобильника о том, что он стоит внизу и ждет, когда ты к нему спустишься или, если дело происходит поздним вечером, спустишь ему на этой веревке ключ от подъезда.

Внизу махал рукой отрекомендованный соседом сантехник. Его потертая драная майка и перепачканная лоунджи говорили о том, что он готов к трудовым подвигам. Сам сантехник выглядел типичным бенгальцем с такой темной кожей, словно он специально поставил перед собой задачу не выделяться среди жителей Африки.

Через пару минут я уже был внизу и вручал ему фонарь. А потом он шустро полез в темное пространство под лестницей, где рядами стояли насосы, и находился люк, в водяную преисподнюю. Даже под лестницей уже было очень темно, и я подумал, что фонарь черному сантехнику в темноте люка нужен прежде всего чтобы не потерять там самого себя.