Бросив на него прищуренный взгляд и просто испытывая досаду и пытаясь сохранить определенные границы на случай крайней нужды в уединении, Магали подалась вперед и прикрыла от него левой рукой кодовую панель.

– Мудро, Магали. – Теперь в его голосе проявилось резкое раздражение.

Как и ее тетушки, она совершенно не испытывала ложной скромности, но тем не менее что-то сейчас смутно тревожило ее. Снежное утро, его страстное нашептывание, пирожное в виде сердца, покорившее ее своей красотой, и при всем этом она пыталась скрыть от него входной код. Возможно, как раз из-за сокрушительного воздействия розового сердца десерта.

– Значит, мне отказано в том, что доступно любому разносчику?

– Разносчики меня не волнуют, – отозвалась она, запоздало сообразив, что такое признание вовсе не способствовало укреплению границ доступности.

Он бросил на нее изучающий взгляд, и выражение его лица смягчилось.

– Так я все-таки волную тебя? – пробормотал он, поднимаясь за ней по винтовой лестнице.

Журчание его голоса поднималось откуда-то с высоты бедер. Вероятно, лучше бы она надела длинное толстое пальто.

– Когда потеплеет и ты наденешь короткую юбочку с твоими замечательными ажурными легинсами, то позволишь мне, надеюсь, сопровождать тебя по этим лестницам в свою башню? – мечтательно произнес он, отчего ее ягодицы невольно сжались, а ноги задрожали от слабости.

Неужели она постоянно присутствует во всех его фантазиях?

Какая волнующая мысль.

Магали ничего не ответила, но ей вдруг пришло в голову, как ни странно, что нет никаких причин, способных помешать им видеться весной. Хотя сейчас уже середина февраля. И до тепла осталась всего пара месяцев. А она никуда не собирается уезжать из этого города, и он тоже…

Она озабоченно нахмурилась, удивившись своим фантазиям.

Трудно поверить в счастье, исходящее от другого человека, но… он, казалось, просто излучал счастливое сияние. И, заражаясь его настроением, Магали едва могла дышать, чувствуя, как сжимается сердце.

Он озабоченно глянул на дверь в квартиру и подергал ручку, желая убедиться, что на сей раз там хотя бы появился замок.

– Ну, Магали, sйrieux[125], твой замок можно открыть одним пинком.

Филипп стоял у нее за спиной, протянув руки к двери, и она внезапно почувствовала, будто попала в какой-то заколдованный мир. Наполненный его величественной и реальной близостью, его присутствием здесь, возле ее двери. На их одеждах, уже теряющих резкие запахи заснеженных улиц, еще поблескивали растаявшие снежинки. По другую сторону двери пока еще находилось ее убежище, но с приходом Филиппа оттуда, безусловно, улетучились и холод, и одиночество.

Его руки уперлись в дверь по сторонам от ее головы.

– Ты пригласишь меня войти, Магали? – Заискивающий оттенок его голоса дал ей понять, как сильно ему хотелось этого.

Как сдержанно он стремился сюда целое утро, а может быть, и гораздо дольше.

У нее был выбор. Он казался вдвойне заманчивым и вследствие этого пугающим, но Магали поднялась на носочки, поцеловала его снежно-холодные губы и открыла дверь.

Филипп проник в башню этой колдуньи и, всячески сдерживаясь, не размахивал дурацким победоносным мечом. Ему же не хотелось, чтобы его выгнали. Она пока вроде не обзавелась колючими растениями, чтобы ослепить его, но тем не менее падение с такой высоты могло быть чертовски досадным и мучительно долгим.

Он скромно встал в сторонке между миниатюрной плитой и окном высотой от пола до самого потолка, оконные створки открывались внутрь комнаты, а снаружи тянулась железная решетка ложного балкона. За спиной Филиппа скрывались маленький холодильник и столик, но он специально загородил их. Ему нравились случайные прикосновения Магали, когда она проходила мимо него, чтобы достать что-то. И он так наслаждался ими, что сейчас, когда он снял куртку, готовность его победоносного оружия стала более чем очевидной. Он не пытался скрыть своего настроения, отвернувшись от нее, и лишь с интересом размышлял, как она отреагирует на такую боевую готовность.

Войдя в квартиру, Магали сразу сбросила потяжелевшие от снега сапожки и, когда он последовал ее примеру, бросив на него косой взгляд, натянула ботфорты, что мгновенно превратило его чувства в расплавленную лаву. В данный момент Магали уже помешивала свой шоколад, и Филипп представлял себя кипящей в ковшике массой, булькающей и тающей от каждого оборота ее ложки, масса густела и поднималась, обволакивая рукоятку, и Магали достаточно было лишь щелкнуть пальцем, чтобы убедиться, как отчаянно он жаждет ее. То же самое он мог бы сказать о ней. Видимо, их желания совпадали.

– Ты даже не представляешь, как я распалился рядом с твоей плиткой.

За окнами девственного гнездышка кружит снег, а она готовит персонально для него горячий шоколад, все вокруг исполнено символичного сердечного тепла, и сама ситуация, по сути, – воплощение чистейшего искушения. Да еще эти обалденные сапоги. Он остался босым, маленький намек на уязвимость, а также, чтобы чувствовать себя как дома, но она, зная о его вожделении, натянула эти ботфорты. Ему это понравилось. После его замечания груди ее начали бурно вздыматься. С легкой усмешкой Филипп выглянул в окно, заметив в далеком снежном тумане размытую взмывающую в небеса темную стрелу Эйфелевой башни и свое фирменное имя, поблескивающее внизу на уличной вывеске кондитерской. Жизнь складывалась очень и очень хорошо.

Впереди его ожидало море трудностей, однако, Бог свидетель, он любил трудности.

Скосив взгляд на ее округлую попку, стройные бедра и потрясающе длинные кожаные сапоги, он попытался обуздать сладострастную усмешку, чтобы не искушать уж так откровенно судьбу. О да, он никогда не уклонялся от намеченной цели.

– Что ты пожелаешь мне на сей раз?

Размечтавшись, Филипп представлял, как кончик его пальца пробегает от ее затылка по спине, огибает пикантную попку и, погрузившись на мгновение в отвороты сапог, взлетает под обтягивающую бедра юбку, когда внезапно до него дошло, что, вероятно, он уже может реализовать свои мечты. И, возможно, она даже не опрокинет ему на голову ковшик с кипящим деликатесом.

Так он и сделал… проведя пальцем по ее волосам, обогнул заколку, удерживающую прическу, вернулся к затылку, пробежал по шее, спустился по спине до талии, преодолел холмик ягодицы и, нырнув в отворот сапога, принялся поглаживать внутреннюю сторону бедра.

От его легких прикосновений тонкие волоски на ее шее приподнялись, спина изогнулась, а ягодицы сжались. О да, подумал он с глубоким чувственным удовлетворением, вспыхнувшим в нем мучительно сладостным возбуждением. Она хотела его. Он своего добился.

С медлительностью злоумышленника его палец продолжал двигаться вверх по внутренней стороне ее бедер и, то приближаясь, то удаляясь от сокровенной зоны, блуждал с вялой игривостью, а остальные пальцы трепетно прижимались к бедру, словно ожидая команды перехода к более решительным действиям. Но так и не дождались.