или помочь. Обидно было за папу, за маму, за все происходящее. Да, наверное, каждый судит по себе и, наверное было сложно поверить, что мы искренне защищаем отца, а не рубим бабло на передачках! И, наверное, они имеют право на свою позицию. Но все же позиция, основанная на личных домыслах или чьих-то сплетнях, разве может быть истиной?

Из театра тогда я не ушла, уговорили друзья, семья не делать глупостей. А я до сих пор жалею, что не ушла в тот момент.

Ведь я все равно ушла, и получилось это более больно и обидно.

В феврале 2018 года мы пошли на другой канал, как я уже писала, туда, где нам дали возможность объяснить свою позицию, где нас слышали и где не было превратного отношения к нам. И там на эфире было сказано про эксгумацию. Как я уже объясняла, лишь для того, чтобы проверить оппонентов, и это было сказано в контексте того, что нас довели так, что мы чуть ли уже не готовы на эту процедуру. Повторюсь, конечно, никто бы из нас, это не допустил, ради какого-то парня, которых потом может быть миллион, желающих пиариться и идти по трупам, и мне казалось, думающие люди это понимают, но, видимо, я тоже всех сужу по себе.

Я так понимаю, после этой информации канал, который двигал парня, начал атаковать театр звонками, узнавая, что они думают на этот счет? «Карина, видите, совсем сошла с ума! Ее надо остановить!»

Также группа заинтересованных людей, а может, и редакторов канала, с разных фейков яростно писали на сайт театра гневные отзывы в мой адрес, проклинали и умоляли театр убрать бесстыдницу из труппы! А может, это писали и обычные люди, поддавшись внушению канала, что я исчадье ада.

Понимаю, выдержать это сложно. Я сама чуть не наложила руки на себя из-за травли, а тут театр, репутация! И ведь не объяснишь каждому, что это спланированная акция по перемене общественного мнения, это желание канала заткнуть меня и поставить на колени, чтобы перестала копать под их подлоги и фальсификации. Со стороны выглядело все достоверно, мол, вся страна против меня. Конечно, кто знает, какие ресурсы имеет канал, какие психологи там работают и как легко они могут устроить сетевую травлю, тот все понимает, как сказал мне один известный человек: «50 000 рублей, и в социальной сети растопчут любого человека». А что такое 50 000 для канала? Но я не буду говорить, что только нанятные фейки писали обо мне гадости, конечно, и обычный зритель писал. Ведь им так тщательно внушали два года, что страшнее меня человека нет. Конечно, в основном люди далеки от этого, и обычному человеку сложно поверить, что федеральный канал может врать ради рейтингов и денег, может травить и уничтожать, умышленно настраивать общество против кого-то, это же телевидение, третья власть, они не могут врать, уверены обыватели! И этим пользуются многие каналы, выпуская свои лживые эфиры, ломая жизни ради того, чтобы зритель верил и смотрел.

Травля театра. Изображение взято из публичных социальных сетей

14 февраля я собиралась на спектакль, когда раздался звонок заведующей труппой театра.

– Карина, 22 февраля ты должна ввестись в такой-то спектакль, в массовку.

– А что случилось? Там же вроде все на своих местах.

– Ну вот надо!

– Так я же заранее говорила, что 22-го у меня антреприза, где у меня нет состава, то есть замены. Директор же говорит, что надо подстраиваться под репертуар, я получила репертуар на февраль, 22-го у меня было свободно, и я отдала дату антрепризе. Я же тогда сорву там спектакль, а это дикая неустойка. Может, 22-го еще они отыграют, а после я введусь, если надо?

Поговорив с заведующей труппой, я позвонила девочке, играющей в массовке этого спектакля.

– Привет, а что случилось? Почему я должна срочно ввестись в спектакль? Насколько я знаю, даже костюма на меня нет и сшить его не успеют.

– Что?! Первый раз слышу, только что видела режиссера, никаких вводов не нужно, все на месте. Все в порядке.

Я все поняла. Так они решили меня выжить из театра. Просто уволить меня не было причины, договор нарушить они не могли, а тут, видимо зная, что антрепризу отменить я не смогу, нашли повод. Моя трудовая книжка-то в театре, то есть я обязана выполнять все, что необходимо театру, а кино и антрепризы это как бы подработка и они не должны мешать основной работе.

Расстроилась ли я?

Знаете, это такое чувство, когда ты все понимаешь, но обида и чувство несправедливости тебя накрывают с головой.

Я дома написала заявление об уходе по собственному желанию, положила его в сумку, но до последнего надеялась, что это ошибка и ввод действительно нужен и я смогу все разрулить.

Чтобы вы понимали, в этом спектакле в массовке было 3 человека. И они настолько взаимозаменяемы, что вполне можно было сыграть вдвоем. Ничего бы не изменилось, на ход спектакля это бы не повлияло. То есть я спокойно могла бы отыграть антрепризу и позже ввестись, правда, до сих пор не понимаю, вместо кого и зачем. Да и в театре были молоденькие девочки, недавно закончившие театральный институт, которые спокойно могли бы сыграть 22-го числа.

Я вошла в кабинет заведующей труппой. Она что-то писала и практически не поднимала на меня глаз.

– Я созванивалась с девочками, они сказали, что ввод не нужен… – сказала я.

Я достала заявление из сумки.

– Я правильно понимаю, что вы ведете к этому? – сказала я ей.

Я протянула ей заявление. Я все еще надеялась, что она скажет:

– Карин, ты что, с ума сошла, какое заявление? Ввод реально нужен. Давай попробуем 22-го как-то без тебя, но потом надо ввестись.

Но вместо этого она посмотрела на заявление и сказала:

– Это в отел кадров.

Все стало очевидно и понятно.

Я пошла в отдел кадров, до конца февраля оставалось полмесяца, и я готова была доработать свои спектакли, но в отделе кадров меня как будто уже ждали.

– Заявление с 15-го февраля, то есть ты дорабатываешь до 15, – сказала работник отдела кадров.

– То есть до завтра? А как же положенные две недели доработать?

– Дирекция так решила, – смущаясь ответила она.

– А, ну до 15-го, так до 15-го, – взяв себя в руки, ответила я.

Все подписала, вышла, набрала в легкие воздух, проглотила слезы и пошла играть спектакль.

На следующий день мне оставалось доиграть последний спектакль. И навсегда закрыть эту дверь, дверь моего детства, моей памяти, родного дома папы.

Я уже