немного поиграли вместе в антрепризных спектаклях. И даже поездили на гастроли. Помню, все театральные продюсеры восхищались папиной скромностью и нетребовательностью. При том, что он действительно собирал полные залы, на него шел народ и просто обожал папу, он никогда ничего лишнего не просил. Никаких бизнес-классов, никаких элитных машин или изысканных блюд. Его селили в люкс в гостинице, а он скромно говорил:

– Да зачем мне такой большой номер, я же в нем заблужусь. Мне лучше одноместный, чтобы кровать и телефон рядом, а то вдруг плохо станет, чтобы я смог врача вызвать.

В Нижнем Новгороде я была с папой, и нас повезли в ресторан на обед, вышел хозяин ресторана, очень радушно принимал папу, говорил слова любви и благодарности, восхищения папой как актером и предлагал самые изысканные блюда, каково же было удивление хозяина ресторана, когда папа скромно сказал:

– Спасибо! Но мне бы пельмешек и все…

Пельмени, жареная картошка и цыпленок табака, вот еда, которую он мог есть бесконечно. А все эти райдеры, антураж, лоск и гламур ему было совсем не нужно. Творчество, его роли, процесс работы – вот, что было для него важно! Если папа надевал сценический костюм, то до выхода на сцену уже не садился, чтобы не помять. Это было уважение к зрителю, к сцене, к профессии.

Мы играли с ним в двух взрослых спектаклях: «С твоей женой был я» и «Дом, где все кувырком», а однажды я с ним сыграла в антрепризном варианте «Карлсона». Заболела актриса, играющая роль Малыша, и папа вечером попросил меня срочно ввестись и поехать с ними во Владимир.

Как я тряслась, мало того, что огромная роль, куча текста, так еще и такая ответственность, я же понимала, что при всем добродушие коллег все будут оценивать дочку Мишулина. Я не могла подвести папу.

Всю ночь учила текст. Утром мы выехали во Владимир, репетиции как таковой не получилось, не оставалось времени, папа просто провел меня по сцене, показал декорации и объяснил, откуда и когда я выхожу.

Я отыграла. Как во сне. Весь текст сказала, все мизансцены выполнила. Подходит папа и говорит, наверное, самые важные для меня слова:

– Маленькая моя, теперь я вижу, что ты стала настоящая актриса! Я горжусь тобой безмерно! Ты прекрасно сыграла, глубоко и проникновенно, ты просто прожила эту роль.

Я стояла счастливая от таких слов и думала, да с таким партнером, как папа, невозможно не сыграть. Его глубина и харизма так заволакивают, что достаточно посмотреть на сцене в его глаза и сразу происходит отклик в сердце, ты попадаешь под чары его таланта, и уже не надо ничего играть, все само рождается.

Рис. 31. Я и папа на гастролях во Владимире

Таких космических партнеров в моей жизни было только двое пока. Папа и Нина Ивановна Русланова. С ней мы встретились в антрепризе и несколько лет играли вместе и гастролировали. Знаю, что Нина Ивановна принимает не всех, а я горда тем, что меня она приняла. Долго присматривалась ко мне и в какой-то момент, на гастролях в Красноярске, сказала.

– Все! Теперь я вижу, что ты настоящая актриса!

И с тех пор мы стали очень тепло общаться, много шутили, смеялись, она очень веселый человек! Безмерно благодарна за творческие советы, которые она мне давала по поводу роли, и я старалась все их воплотить. Очень люблю и восхищаюсь этой гениальной актрисой и чудесной женщиной!

В 2012 году, летом, мама почему-то решила, что мне очень плохо без театра, и позвонила директору Театра сатиры, спросила, нет ли вакансии.

Через какое-то время директор позвал меня на разговор, актриса театра уходила в декрет и как раз я могла ее заменить в спектакле. Меня взяли.

Я знала, что папа мечтал об этом, да и для меня Сатира была родным местом, поэтому я с радостью пошла на сбор труппы.

Приняли меня тепло, так скажем, «старая гвардия» труппы, кто знал меня с детства, приняли как родную.

Молодежь какое-то время присматривалась, но в итоге я влилась в коллектив, обрела друзей, стала своей среди молодежи.

Первая премьера в театре стала для меня настоящим стрессом, вводиться надо было срочно, да еще и петь под оркестр, чего я раньше никогда не делала и вообще стеснялась петь. Но благодаря помощи коллектива и собственной целеустремленности все прошло хорошо. Я все выполнила четко, никого не подвела, даже спела! После этого коллектив меня принял уже как артистку. Со многими ребятами мы дружим до сих пор.

В ночь после премьеры мне приснился сон. Зрительный зал Театра сатиры, я стою на сцене и вижу в зале папу, он сидит счастливый, улыбается и радостно машет мне рукой.

Его мечта сбылась. Дочь на подмостках его родного театра, продолжает династию.

Когда началась вся эта история, в театре был отпуск, все были в разъездах. Но тем не менее, прочитав статью, мама позвонила директору и худруку театра, чтобы узнать, что это за парень и что они думают об этом.

Худрук сказал, что он не в Москве, но как приедет, будет разбираться, очень возмущался и сказал, что они все уже совсем обалдели! Уже до Спартака добрались со своими сплетнями и грязью! Конечно, все это чушь и маме не стоит даже беспокоиться.

Директор сказал то же самое, более того, ему также позвонил мой муж. Попросил, как мужчина мужчине, если он что-то знает, сказать правду. Нам важно было это знать, чтобы не наделать глупостей. На что директор говорил, что знал папу много лет, знал, как он любил Валю и души не чаял во мне, что даже наедине, когда были чисто мужские разговоры, говорил только о семье и любви к нам. Что, конечно, это все бред, что, скорее всего очередной проходимец решил пропиариться за чужой счет.

Дальше открылся театральный сезон и, как я уже писала, состоялся мой разговор с худруком. Но дальше начался прессинг на нас со стороны СМИ и ТВ, жесткий и тот, к которому мы не были готовы. Тот, который в итоге нас сломал и вынудил идти на шоу. Да я говорила худруку, что ни за что не пойду на шоу! И я была честна, когда это говорила. Но, наверное, моя ошибка, что не пришла во время прессинга к нему и не рассказала все как есть. Я не пришла, а он и не спрашивал больше, что у нас происходит.

Я в папу, очень стесняюсь кого-то напрягать, когда речь идет обо мне. Мне неловко беспокоить людей и кажется, если не спрашивают, значит, им это не надо, а