Эпаф пишет на каждой банке имя. По его словам, это хороший способ познакомиться. Он пытается быть смелым, пытается быть сильным. Пишет на банке Сисси ее имя. Он отказывается принять очевидное, через несколько часов ему придется совершить то, о чем он пока не может и подумать. Вначале с ней, потом со мной. Он пишет мое имя на банке, как будто пытаясь противостоять судьбе.

Я смотрю на банки, стоящие рядом. Мое имя, имя Сисси, оба написанные печатными буквами. Как два могильных камня.

Ночь. Я вздрагиваю и просыпаюсь, чувствуя, как холод пустынной ночи пронизывает меня до костей. Даже лунный свет режет мне глаза. Я почти обратился. По вагону гуляет ветер, принося с собой запах дыма. Я сажусь, поднимаю глаза. Дым поднимается от трубы локомотива; видимо, двигатель автоматически включился, когда закончился спуск. Судя по всему, мы будем ехать с этой скоростью до самого дворца, не сбавляя хода. Все здесь происходит автоматически.

Как и мое обращение.

Дрожь сотрясает все тело. Сердце бешено стучит, рубашка пропитана липким холодным потом. Я обращаюсь медленно, и от того процесс становится еще более мучительным. Между балками в вагон проникает лунный свет, тени изгибаются, пересекая наши тела. Время от времени девушки кричат во сне. Я сажусь, чувствуя, как похрустывают мои суставы. Рядом со мной, вздрагивая и бормоча во сне, лежит Дэвид. Я укрываю его одеялом. Он положил руку на пустоту рядом с собой — на место, где должен был спать Джейкоб.

Поезд, стуча колесами, едет сквозь бесконечную пустошь. В ногах у меня лежит Сисси, ее голова покоится на коленях у Эпафа. Кинжалы поблескивают на ее поясе, манят меня. Я отстегиваю один, достаю из ножен. Пора.

Эпаф этого не сделает. Но я могу. И должен. Сначала ее, потом себя.

Я прикладываю кинжал к ее шее. Клинок погружается в мягкую плоть. Я вижу, как прямо над ним бьется жилка. Но бьется она ровно и спокойно, не стучит, как в лихорадке.

Я хмурюсь, касаюсь ее кожи. Она сухая. И теплая.

Я кладу руку поверх ее сердца, оно бьется ровно и медленно.

Она не обращается.

Я смотрю на ее спокойное, расслабленное лицо, не понимая, что происходит. Сквозь решетчатые стены вагона дует ветер, касаясь моей горячей кожи, и я вздрагиваю:

— Сисси?

Ее глаза чуть приоткрываются. Она приходит в себя. Руки выскальзывают из-под одеяла, задевая банки с персиками у ее головы. Ее и мою, стоящие бок о бок.

Я думаю, что кое-что вижу, и сердце начинает стучать громче и быстрее.

А затем я слышу голос моего отца, очень ясно, несмотря на все прошедшие годы: «Ты смотришь, но не видишь. Иногда ответ под самым твоим носом».

Сисси просыпается. Облизывает потрескавшиеся губы сухим белым языком. Она открывает глаза. Веки больше не подрагивают в лихорадке. Нет, они двигаются спокойно и уверенно.

Через несколько секунд она придет в себя, сядет, посмотрит на меня.

Через несколько секунд. А пока мой взгляд падает на стоящие бок о бок банки. На имена, которые написал Эпаф.

Джин. Сисси.

Не совсем. Ее имя слишком длинное, так что видно только первые три буквы, оставшиеся скрывает изгиб банки.

Сис.

Имя, которое дал ей Ученый.

Неожиданно я вспоминаю о дельтаплане. Он был всегда предназначен для нас обоих.Я думаю о Крагмэне, о том, что он настаивал, будто Источник — это какой-то код. Об Эпафе, который говорил, что отец всегда давал имена с каким-то особым значением. О моей крови, проникшей в нее.

Я смотрю на имена и чувствую себя слепым, который неожиданно прозрел.

Джин. Сис.

Джин. Сис.

Генезис.[3]

Она открывает глаза. Глаза, в которые я никогда не смогу заглянуть так же, как прежде.

Она смотрит на меня. Не щурится, не моргает от лунного света, льющегося ей прямо на лицо. Наверное, она думает, что я так смотрю от радости, от удивления, от счастья, что она жива.

Но дело только в том, что я наконец понимаю. Понимаю правду, которая была на виду все это время. Прямо у меня под носом.

Генезис. Начало.

Источник.

Не я. Не она. Мы оба.

Вдвоем — мы лекарство.

Я бы хотел выразить свою благодарность тем, кто вдохновлял и поддерживал меня эти годы.

Моим учителям: мистеру Поупу из школы короля Георга V и профессору Дэну МакКоллу из университета Корнелла, которые заразили меня своей любовью к интересным историям.

Тем, кто поддерживал меня в начале моей писательской карьеры: Терри Гудману, Питеру Гордону и Мани Ли.

Коллегам и друзьям из прокуратуры округа Нассау, в особенности Тэмми Смайли, Роберту Шварцу, Дугласу Ноллу, Джейсону Ричардсу и Мехмету Голче.

Кэтрин Дрейтон — потрясающему агенту, которая сочетает в себе все, чего я когда-либо ожидал от агента, и даже больше. А также менеджерам «Инквелл», в первую очередь Лиин.

Моему замечательному редактору, чей строгий глаз, мудрый совет и душевная поддержка заставляли меня каждый день понимать, как же мне повезло. Моему издателю Мэтью Ширу, благодаря которому я чувствовал себя так, словно я особенный, желанный гость.

Моим сыновьям Джону и Крису, которые делают мою жизнь богаче, глубже и интереснее. И в первую очередь, Чинг Ли, которой и посвящена эта книга.

Кэтрин Дрейтон все это время продолжала быть идеальным агентом. Я благодарен судьбе за то, что у меня есть такой надежный сторонник. Я привык принимать ее интуицию и деловую хватку как нечто само собой разумеющееся и полагаться на нее в любых ситуациях. Спасибо и потрясающе талантливым сотрудникам «Инкуэлл Мэнеджмент», в первую очередь Ричарду Пайну, Линдси Блессинг, Чарли Олсену и Кристиану Палмеру.

Я в огромном долгу перед Роуз Хиллиард, моим редактором из «Сент-Мартинс Пресс». Меня восхищают ее граничащее с магией мастерство редактора, теплая поддержка и ненавязчивое руководство. Эта книга получила свою ясность, глубину и жизнь только благодаря ей. Кроме того, я благодарен Мэтью Ширу, Энн-Мэри Толлберг, Джозефу Голдшейну, Лорен Джеггерс, Полу Хочману, Джеффри Доудсу и НаНе В. Штольцле. Спасибо Ингрид Селберг, Венешии Гослинг, Кэтрин МакКенна и другим членам команды «Саймон & Шустер» за то, что они с таким рвением приняли участие в судьбе моих книг.

За щедрость, с которой они делились со мной своим временем и словами, я навсегда буду благодарен Андреа Кремер, Бекке Фицпатрик и Элисон Ноэл. Ваша поддержка на самом раннем этапе работы значила — и продолжает значить — для меня очень много. Спасибо вам огромное.