Юноша склонился над ним. Воин был молод. Красивое лицо исказила гримаса боли. Лоб покрывала смертельная испарина.

– Пить… – едва слышно прошептал он запекшимися губами. Рогатина корела глубоко разворотила ему живот, так что были видны внутренности.

«Неужели я тоже так смогу?!» – отшатнулся от него Вадим.

Во дворе раздался испуганный женский крик. Вадим, схватив с земли попавшийся под руку факел, бросился туда. Два варяга, хохоча, стаскивали по лестнице вниз отбивающихся Улиту и Гориславу. Первый был уже внизу, волоча старшую сестру за волосы, а второй пытался оторвать от лестничных перил младшую. Пробегая по двору, юноша успел заметить старую Айно, жену Ахти. Она лежала у порога своей избы, а ее растрепанные, седые волосы были перепачканы кровью. Свейский клинок до самых плеч раскроил ей голову. Не останавливаясь, Вадим с разбега сунул пылающий факел в лицо врага. Взвыв от боли, он отпустил Улиту. Второй, наверху, выхватил меч. Горислава бросилась к нему, но он отшвырнул ее с дороги. Грохоча ступенями, с занесенным для удара мечом, он летел на Вадима. Собравшись в комок, юноша упал ему под ноги. Выронив оружие, свей покатился вниз. Вадим, схватив сестер, затолкнул их в ложницу. Тяжелый, дубовый засов упал на дверные скобы.

Было слышно как во дворе стонет обожженный варяг, а его товарищ, изрыгая проклятья, карабкается наверх. Вскоре дверь затрещала под его крепкими ударами. Сестры испуганно смотрели на Вадима.

– Есть какое-нибудь оружие? – лихорадочно озираясь по сторонам спросил он.

– Какое же у меня оружие, – растерялась Улита.

– А топор, которым мы лучину щипали, – вспомнила Горислава. Она бросилась к лавке у двери и достала небольшой плотницкий топор.

– Годится, – сказал Вадим, пробуя пальцем лезвие. – А выхода здесь другого никакого нет? – Улита заметалась по комнате.

– Пленко говорил, что где-то ход есть тайный, а где не сказал. Хотел сам показать.

– Ищите! – крикнул Вадим, становясь сбоку от двери, готовой вот-вот сорваться с петель под ударами варяга.

В ложнице, кроме лавок вдоль стен, каменки у двери, да стола посреди комнаты, был только огромный ларь с рухлядью*. Стоял он в дальнем от печи углу. Девушки вдвоем попытались сдвинуть ларь с места, но у них ничего не получилось. Улита откинула тяжелую крышку и стала быстро выбрасывать содержимое. Горислава помогала ей. Вскоре показалось дно.

– Нашли! – радостно вскрикнули сестры.

Дверь с грохотом обрушилась на пол и разъяренный варяг вбежал в ложницу. Вадим с выдохом опустил топор ему на затылок. Череп треснул словно пустой горшок, а шлем дребезжа покатился по комнате. Грузное тело глухо стукнулось об пол. Выронив топор, Вадим зачарованно смотрел, как растет лужица крови под головой у варяга. Первой опомнилась Улита. Молча она подтолкнула к лазу Гориславу, подхватила варяжский клинок и потянула Вадима за собой.

– Закрой крышку! – приказала она ему.

По узкой, крутой лестнице спустились они в подпол. Здесь было темно и тихо. Звуки со двора совсем не долетали сюда. Земля с сухим шорохом осыпалась со стен под рукой. Но вот ладонь Улиты провалилась в пустоту.

– Вот он лаз, – тихо прошептала она. Ей никто не ответил. Только Горислава всхлипнула в темноте.

– Ну чего ты, чего, дуреха? – Улита прижала младшую сестру к себе. – Все уже прошло, – ласково гладила она ее вздрагивающие в беззвучном рыдании плечи. – Что делать-то будем дальше, зятек?

– А? – вздрогнул Вадим, словно очнувшись ото сна. У него перед глазами все еще стоял расколотый череп свея и густеющая лужица крови на полу, – Где это мы? – он озадаченно завертел головой.

– В подполе, – терпеливо объяснила Улита. – Как раз под домом. У тебя трут и кресало есть? – спросила она.

– Есть, – Вадим торопливо засунул руку в калиту. – Вот, – он несколько раз ударил кремнем по железу, высекая мелкие, голубые искры. Потом наклонился над трутом и стал осторожно раздувать еле заметно тлеющую точку. Вскоре красный глаз Сварожича замигал в темноте. Вадим поднес трут к светильнику, заправленному маслом, который подала ему Улита, и зажег его. Бледное, желтоватое пламя осветило заплаканное лицо Гориславы, встревоженное Улиты, ряды кадок, боченков, туесов, коробов, тюков и ларей, заполняющих подпол запасливого купца. Свет придал Вадиму уверенности и он почти решительно заявил сестрам:

– Долго мы тут сидеть не можем. Надо уходить. Лучше всего в крепость. Находники ее не возьмут, там дружина Ярого. А куда ведет лаз? – повернулся он к Улите.

– Пленко говорил к реке. Только как же мы через весь Посад пройдем до крепости? – растерянно пробормотала она. – Ведь там поди свеи теперь.

Вадим взял у Улиты меч убитого находника, который она все время держала под мышкой. Почувствовав его надежную тяжесть в своей ладони, он горько усмехнулся: «Вот и сбылось! Сеча с находниками. Только радости мало.» Он повернулся к сестрам, ободряюще улыбнулся Гориславе и кивнул в сторону лаза.

– Идем, я на берегу свой челнок оставил. На нем и доберемся.

* * *

Конунг устало опустился на предусмотрительно вынесенную кем-то из дома скамью, вытер лезвие меча от крови и вложил его в ножны. В серых, туманных сумерках в двух перестрелах* от него мрачно чернели зазубренные верхушки словенского тына. За его спиной лежал чужой город, который за одну ночь стал его, конунга Олава, добычей. Правда вон там, за земляным валом, утыканным кольями, укрылась часть его жителей и никак не хочет сдаваться. «Но это ничего, к утру я решу что с ними делать!» – тряхнул конунг головой. Он обернулся назад. Чуть поодаль от него стояли старый Агмунд со стягом, берсерки Льот и Халли и около сотни воинов, готовых возобновить битву. Однако было похоже, что в этот предрассветный час ни свеи, ни словене, запертые в своей крепости, боя не начнут. Слишком велика была усталость, словно серый туман заполнившая тела воинов, сделавшая привычные мечи и секиры вдвое тяжелей.

– Эй, Халли, позови ко мне Торольва Хаварда, – приказал он берсерку. Тот что-то проворчав себе под нос, отправился на поиски кормчего и купца. Первым явился Торольв. Его правая бровь была рассечена, а кожаная куртка на груди забрызгана кровью. В руке он держал березовую ветку, которой отмахивался от комаров.

– Вот проклятое отродье, так и липнут на свежую кровь, – хлопнул он себя левой рукой по шее. – Они прикончат нас раньше, чем мы доберемся до словен.

– Я вижу, что сегодня ночью ты не жалел ни своей, ни чужой, – улыбнулся Олав, указывая на грудь Торольва.

– Да, – небрежно ответил он. – Один старик-словенин уж очень смело защищал свою усадьбу. Пришлось мне вмешаться. Я думал, что его клети ломятся от добра, так