У этого человека был всего один глаз, а лицо его испещряли шрамы от картечи. Звали его Огюст Феро де Юбер, но солдаты называли своего генерала не иначе, как La Bête. То есть – Зверь.

Родился Огюст в Монлюсоне, в географическом центре Франции. Вероятно, это оказало определенное влияние на его личность, потому что с младых ногтей в характере будущего генерала стали проявляться патриотические черты. В школьные годы французские ребятишки учили, что синий, белый и красный цвета национального флага символизируют Свободу, Равенство и Братство. Но Огюст понимал это по-своему: когда учитель спрашивал, что означают для него Свобода, Равенство и Братство, он отвечал: синий, белый и красный цвета. Людям такого сорта прямая дорога в армию, где он и оказался. Там юноша сразу превратился в идеального солдата: послушного, дисциплинированного и, в первую очередь, готового в любую минуту рьяно взяться за дело. Его горячность была даже излишней; из-за пылкого и несдержанного характера он то и дело затевал драки в тавернах, встретив там какого-нибудь изменника родины. Однако во французской армии излишняя патриотичность не приветствуется. Начальники поступали лицемерно: сначала сажали дебошира под арест, а потом повышали в звании.

К сорока годам Огюст дослужился до полковника. Солдаты его боялись. Он славился своими наказаниями и всегда находил повод их применить. Как-то раз на пути ему попались два солдатика из Руссильона, которые разговаривали между собой на каталанском языке. Феро их остановил и обратился к ним со словами, которые посчитал снисходительными и доброжелательными: «Дети мои, внутри каждого из вас сидит француз, готовый выйти на свет божий. Мой долг состоит в том, чтобы ему помочь». И приказал отсыпать каждому два десятка ударов кнутом. Когда кто-нибудь пытался доказать ему, что подобные действия в отношении солдат могут вызвать лишь ненависть, генерал отвечал словами Калигулы, которые он переиначил на свой лад: «Пусть ненавидят, лишь бы подчинялись».

Черный день для Огюста Феро наступил в сентябре 1870 года близ города под названием Седан[17].

Это было невероятно. Поражение. Унижение. Поруганная Франция.

Утром во время битвы снаряд вышиб Огюсту глаз и оставил на лице десятки шрамов, похожих на оспины, но более глубоких и уродливых. А главное – Франция была отдана на растерзание пруссакам, Эльзас и Лотарингия потеряны. И нечто еще более страшное: предательство. Воспользовавшись поражением страны, восстали парижские анархисты. Родина была предана и изранена, как его собственное тело. Феро и прежде не был привлекательным мужчиной, а после Седана превратился в некое патриотическое чудище, в официозного монстра, облаченного в мундир. Некоторым образом выходило, что целью Седанской битвы было показать миру истинную сущность души Феро де Юбера. Вдобавок он отказывался носить глазную повязку, утверждая, будто вид пустой глазницы внушает врагам ужас, а задача воина как раз и состоит в том, чтобы устрашать неприятеля. Раз так, зачем прятать лицо?

Покинув госпиталь, он немедленно отправился сражаться с парижскими коммунарами. Согласно различным источникам, не менее тридцати тысяч парижан были расстреляны своими собственными войсками. Феро ставил под сомнение эти цифры, утверждая, что один только его полк уничтожил пять тысяч повстанцев: мужчин, женщин и подростков. Угрызений совести он не испытывал: если пруссаки были просто врагами, то коммунары представляли собой куда большее зло – они были предателями.

Некоторое время спустя Огюст совершил безответственный и безумный поступок. Он сколотил команду мятежников, готовых поднять бунт в Страсбурге. Феро рассчитывал, что стоит им занять мэрию, как эльзасские патриоты восстанут и скинут с себя ненавистное иго. К счастью для него самого, начальство вовремя раскрыло заговор. «Такие дела нельзя делать сгоряча, Феро, – сказали ему таким тоном, каким укоряют шалуна. – Имейте в виду: пруссаки всегда опережают нас на одну войну».

Дружеские упреки и порицания, не более. Однако с тех пор генеральный штаб учитывал его горячий и буйный нрав. Вся армия знала этого задиру Феро, Седанского Зверя с его пустой глазницей и щеками, изрытыми шрамами от картечи. La Bête. С другой стороны, он был отличным солдатом, героем, лишившимся глаза, и бесспорным патриотом. «Безупречен во всем, незапятнан ни щит, ни кираса», как говорили средневековые рыцари. Если бы не такие, как Огюст, кто бы защитил Францию от внешних и внутренних врагов? Командование не желало наказывать его, но не могло смотреть сквозь пальцы на то, что он готовит заговор, и наконец нашло выход: «Повысим его в звании хорошим пинком в зад». И Зверь стал бригадным генералом, но отправился нести службу в другое место, как можно дальше от немецкой границы и Страсбурга – в прямо противоположной точке Франции, к югу от Тарба. В Пиренейских горах.

* * *

Так Огюст Феро де Юбер, Седанский Зверь, оказался в Пиренеях. Однако ничто не предвещало, что ему суждено было превратиться в героя самой невероятной битвы французской армии XIX века, к тому же на испанской территории. Совсем наоборот. Новое место службы совершенно его не вдохновляло. Испания ему не нравилась, ее жителей он считал существами недостойными, которыми движут лишь низменные страсти и порывы, а бедность их он объяснял исторической отсталостью страны. Спасибо Пиренеям – великой стене и естественной границе между святой Францией и безумной Испанией! В Тарбе Феро чувствовал себя как Наполеон, с той разницей, что заключен был на горной вершине, а не на острове, однако вырваться из плена не представлялось возможным.

Тем временем вдали от Тарба и Пиренеев происходили события, благодаря которым Огюсту Феро де Юберу, La Bête, суждено было нежданно-негаданно принять участие в самом триумфальном сражении в его жизни и получить за свои заслуги высшую награду Республики.

Известия о пропавшем в Пиренеях полке шли в Мадрид очень долго. Когда же о случившемся несчастье стало наконец известно испанским властям, те поступили по своему обыкновению: проигнорировали его. Получив телеграмму, министр отправил ее в «цилиндрический архив», то есть в мусорную корзину. Однако частенько случалось в Испании и так, что заместитель министра оказывался более расторопным и толковым, чем его начальник, и через несколько дней после того, как военный министр отправил телеграмму в «цилиндрический архив», его молодой подчиненный поинтересовался судьбой документа. Они начали спорить, заместитель министра выразил недоумение и беспокойство: надо же что-то предпринять, если полтысячи солдат исчезли в Пиренеях, словно по мановению волшебной палочки. Министр только рассмеялся: разве Андорра объявила войну Испании? Нет. А если никаких врагов не наблюдается, сей факт имеет только одно возможное объяснение: солдаты дезертировали. Скорее всего, несколько рядовых, недовольных действиями командиров, перебили офицеров и сбежали, пользуясь близостью границы, а остальные разбрелись кто куда, боясь возможного наказания. Массовое дезертирство, с его точки зрения, было вполне объяснимо, учитывая ужасные условия, в которых солдаты несли службу. Но молодой заместитель министра не унимался, и начальник приструнил упрямца: в подобной ситуации следует всего лишь набрать еще пятьсот солдат и держать язык за зубами, чтобы дезертирство не распространилось, как чума. Если уж на то пошло, что такое исчезновение нескольких сотен рядовых? На Кубе каждые три месяца исчезает чуть ли не половина батальона, и никто не жалуется. «Приведите лучше в порядок свой мундир и не мелите языком», – закончил он свою речь.