В 40 г. н. э. гунны устали от постоянного присутствия Люй Фана, поскольку чувствовали, что он для них бесполезен. Кроме того, император Китая Гуан У-ди предложил большую награду за поимку своего соперника. Гунны решили, что было бы хорошо избавиться от этого нежелательного гостя и одновременно получить хорошие деньги, передав злосчастного Люй Фана китайским властям. До Люй Фана дошли слухи о том, что в отношении него затевается нечестная игра, и он спасся благодаря смелому маневру. Вместо того чтобы ждать, когда гунны схватят его и передадут китайцам, он сбежал, самостоятельно пересек китайскую границу и сдался властям со словами, что сожалеет о прежних проявлениях непокорности и желает отдать себя на милость императора Поднебесной.

Император, не знавший о планах гуннов передать ему мятежника, очень обрадовался тому, что такой влиятельный человек готов выразить покорность, и вместо того, чтобы казнить Люй Фана, осыпал его подарками. Кроме того, Люй Фан получил пост губернатора одной из северных провинций и титул царя. Гунны, естественно, страшно разгневались, но стыд удержал их от попыток получить хотя бы часть денег, причитавшихся за предательство.

Несмотря на новый успех, Люй Фана продолжали терзать муки совести. Всего через два года (в 42 г.), когда отношение императора Гуан У-ди к бывшему мятежнику, по-видимому, несколько охладело, Люй Фан начал опасаться за свою жизнь и, бросив свое новое царство, снова бежал на север и нашел приют на территории гуннов. На этот раз по той или иной причине гунны не стали делать попыток передать его китайским властям, и беженцу было позволено тихо жить в гуннских владениях до своей кончины, случившейся через несколько лет.

Но хотя после 42 г. Люй Фан перестал быть причиной беспокойства на северной границе, отношения между гуннами и китайцами не претерпели заметных изменений к лучшему. В 44-м и еще раз в 45 г. гунны вторгались в Северный Китай и наносили огромный урон, несмотря на то что не делали попыток аннексировать или поставить под свой контроль территории, которые они опустошали. В описаниях некоторых из таких набегов сказано, что заодно с гуннами действовали ухуани и сяньби, из чего можно заключить, что в течение всего этого периода (23–46 гг.) гунны имели какую-то власть над своими восточными соседями.

Но хотя возрожденная империя гуннов могла поддерживать абсолютный контроль над всей Монголией и вдобавок господствовать над народами, жившими в Западной Маньчжурии, ее попытки установить владычество над мелкими кашгарскими государствами и другими районами на западе провалились. Это само по себе означало, что вторая гуннская империя, какой бы великой она ни была, никогда не могла бы сравниться ни по размеру, ни по величию с первой гуннской империей, возникшей двумя веками ранее.

Следует помнить, что, когда узурпатор Ван Ман был убит (23 г. н. э.), большинство кашгарских государств вырвалось из-под власти Китая и вернулось к зависимости от гуннов. Кое-где еще оставались небольшие китайские гарнизоны и аванпосты, но в годы анархии, последовавшие за смертью Ван Мана, гунны без труда уничтожили эти последние остатки китайского владычества, и в течение нескольких лет казалось, что Кашгария, или по меньшей мере Северная Кашгария, снова стала составной частью гуннской империи. Но, как говорится, была одна капля дегтя в бочке меда, а именно тот факт, что небольшому царству из Южной Кашгарии под названием Яркенд удалось сохранить независимость. Эту независимость оно получило исключительно благодаря своим усилиям, а вовсе не поддержке Китая, но, несмотря на это, народ Яркенда сохранял прокитайские настроения и продолжал называть себя вассалом Поднебесной империи.

Возможно, неспособность гуннов завоевать Яркенд не была бы так важна, если бы гуннский правитель и его министры дипломатично обходились с другими кашгарскими государствами, большинство из которых готовы были по собственной воле присягнуть в верности шаньюю. Однако, к несчастью для них, гуннские чиновники, отвечавшие за дела в Кашгарии, оказались слишком ненасытными в своих требованиях дани и уплаты налогов, и вскоре многие мелкие царства, которые еще недавно относились к гуннам как к освободителям от гнета Китая, стали чувствовать, что, сменив хозяев, они попали из огня в полымя. Некоторые из этих государств были настолько разочарованы своим новым положением, что в поисках помощи начали снова поглядывать в сторону Китая. Сам Китай по-прежнему находился в состоянии такой анархии, что не мог предложить никакой прямой военной поддержки, зато друг Китая и его номинальный вассал Кан, царь Яркенда, был готов предложить помощь любому государству, пожелавшему восстать против гнета гуннов.

Действиям энергичного правителя Яркенда в большой степени способствовала моральная поддержка со стороны предприимчивого китайского военачальника, который в течение нескольких лет вел себя как самопровозглашенный губернатор Дуньхуана и других частей Западного Китая. Этот господин (по имени Ду Жун) некоторое время не мог решить, какому из претендентов на императорский трон Китая стоит присягнуть в верности, но все это время ему удавалось сохранять мир и порядок в подвластном ему регионе. Кроме того, он был очень заинтересован в поддержании китайского престижа в Кашгарии в надежде, что рано или поздно этот регион может снова войти в состав Поднебесной империи. В 29 г. н. э. этот достойный военачальник решил, что настала подходящая возможность, и под свою ответственность отправил к царю Кану посланца с грамотой, в которой жаловал ему титул «великого военачальника Западного края» и официально признавал его верховным представителем его величества императора Китая в Кашгарии, хотя в то время еще оставались сомнения в том, какой из соперничающих претендентов в действительности является императором Китая.

Грамота китайского военачальника была далека от того, чтобы считаться законным документом, но она, похоже, побудила царя Яркенда к новым действиям, и в результате этих действий большинство кашгарских государств сбросили гуннское ярмо. Насколько мы можем судить, некоторым кашгарским народам достаточно было просто помочь своим правителям выгнать гуннских послов и чиновников, пытавшихся надеть на них это ярмо. Таким образом, хотя было бы неверно говорить, что царь Яркенда завоевал всю Кашгарию, вследствие его действий он стал восприниматься как ведущая фигура кашгарской политики и дипломатии. Не говоря уже о том, что его успех во многом способствовал восстановлению упавшего престижа Китая, хотя нельзя забывать, что Китай по-прежнему был не в состоянии послать в Кашгарию ни воинов, ни чиновников, чтобы возродить свою былую власть.

В 33 г. царь Кан умер, и его место на троне Яркенда занял его брат Хиен, которому суждено было стать одной из самых интересных и деятельных фигур в истории всей Кашгарии. Хиен быстро доказал, что он еще более энергичен и амбициозен, чем его предшественник. Предшественник очень мало вникал во внутренние дела окружающих царств, довольствуясь исполнением функции общего надзора над ними. В отличие от него Хиен был одержим жаждой власти и вскоре после своего воцарения на троне захватил два соседних государства, сбросил их царей и посадил на освободившиеся троны двух своих племянников.

Это стало лишь первым проявлением агрессивной политики, которую Хиен впоследствии проводил в отношении многих других кашгарских царств. Однако уже в ранние годы Хиен, по-видимому, полностью главенствовал над всеми государствами юго-западной части бассейна реки Тарим.