– Ну что ты! – засмеялась Сигрид по телефону. – Во-первых, медсестер и сиделок много, и я люблю их всех одинаково. Выбрать из них двух или трех – значило бы оскорбить остальных. Начнутся интриги. Они встанут в очередь. Они будут поочередно рассказывать мне о своих несчастьях и нуждах, каждая будет рыдать и говорить, что именно ей деньги нужнее всего, что именно у нее самый талантливый сын или самая больная мама. Это ведь ужасно!

«Какая умная и расчетливая сволочь, – думал Ханс. – А казалась такой воздушной девочкой».

Но в следующей же фразе Сигрид проявляла свою воздушность во всей красе.

– Пойми, мой дорогой, – ворковала она, – людям нужно не это. Деньги, кредиты, домики – какая чепуха! Людям нужен праздник, людям нужно веселье, волшебство на один вечер. Воздушные шарики, свечи, ленточки и много шампанского – вот что нужно людям, мой дорогой. А вовсе не кругленькая сумма на счете и даже не маленький домик в пригороде.

Она говорила это, прекрасно чувствуя, как бесят брата ее слова. Она словно бы видела через сотни километров, как у Ханса лицо наливается кровью и начинают подрагивать от ярости губы. И эта уверенность приводила ее в совершеннейший, почти что эротический восторг.

– Праздник, Ханс, праздник! – продолжала ворковать она, слыша его злое, прерывистое дыхание на том конце телефонного провода.

– Ну и сколько тебе нужно на праздник?

– Ну почем я знаю?! – хохотала Сигрид. – В разные дни по-разному. И я безумно, просто безумно признательна тебе, мой брат, что ты так поддерживаешь меня.

– Это не я, – в сотый раз повторял Ханс, – это завещание нашего отца. Его благодари в своих молитвах.

– Ну допустим, – говорила Сигрид. – Но ведь ты мог бы выгнать меня из дому или даже не поднять трубку! Я бы на твоем месте так и сделала.

Нет, она была неисправима и все время продолжала жрать гамбургеры с кетчупом.

«Разве я мог предположить, – думал Ханс Якоб-сен, – что эта чудная, голенастенькая, курносенькая девочка, эта юная шебутная распутница, что вот этот человек – моя родная сестра – превратится в такую страшную, проржавевшую, угрожающую в любой миг взорваться бомбу».

У него именно такой образ созревал в уме.

Он много раз читал, как в Европе находили неразорвавшиеся бомбы. Они лежали в каких-то подвалах, подпольях или под землей, и на них натыкались рабочие, когда перекладывали трубопроводы. Эти бомбы иногда взрывались, калечили людей. Как, наверное, страшно жить в доме в центре города, который бомбили много месяцев – об этом ему рассказывал актер Дирк фон Зандов, – жить в доме, в подвале которого, вполне вероятно, лежит бомба.

* * *

– Бомба! – шепотом сказал Дирк фон Зандов.

Он сидел на кровати в своем номере, откуда только что убежали мальчик и девочка, притворившиеся или приснившиеся ему принцем и принцессой, и он только что швырнул им вслед вдоль по коридору их обувь, а из-за угла коридора только что махнула ему рукой то ли реальная топ-менеджерша, приехавшая сюда на конференцию, то ли привидевшаяся ему актриса, с которой у него был разговор на съемках тридцать лет назад. Он перевел дыхание и снова неизвестно почему произнес это слово. И спросил себя:

– Бомба? Какая бомба? О чем это я, господа?

Во рту саднило от фальшивых орешков.

Он пошел в ванную, вскрыл ногтем картонный набор для чистки зубов – у него, конечно, было все свое, в несессере, но раз уж здесь дают бесплатно, то грех не попользоваться, – выдавил из маленького тюбика на хиленькую щетку двухцветный червячок пасты и долго чистил зубы, и полоскал рот, и даже пил воду из-под крана, потому что минеральная вода, полагавшаяся в качестве комплимента, закончилась еще днем, когда он доедал бутерброд. Он прополоскал рот, вытер губы от следов зубной пасты, промокнул физиономию полотенцем и долго смотрел в зеркало себе в глаза, словно пытаясь ухватить какую-то мысль, что-то вспомнить. И вдруг вспомнил.

– Бомба, – прошептал он и сам себе подмигнул.

Вышел из ванной, прошел через весь номер, плюхнулся навзничь на разоренную кровать. Увидел на одеяле еще один блондинистый волос, девочкин, надо полагать, или горничной, да какая разница. Какая хорошая, какая светловолосая страна, Господи Иисусе! Взял этот волос двумя пальцами, поводил перед глазами, глядя, как он золотится и играет в свете настольной лампы, потом разжал пальцы и подумал: «Как же сильно я увлекся приездом в “Гранд-отель”!»

Действительно, он так увлекся приездом в «Гранд-отель», заселением в номер, прогулкой вокруг, разговором с этой непонятной русской Леной, которую черт знает почему зовут так же, как его дочь и как Лену Нюман. Это так закрутило и увлекло, что он, раскладывая свои вещи в номере, даже вслух спросил себя: «А зачем, собственно говоря, я сюда приехал? Какого черта истратил столько денег? Очистил всю свою дебетовую карточку… Что я здесь делаю?»

И вот только сейчас он наконец вспомнил, отбросив мысли о старческом маразме и болезни Альцгеймера, – просто старые воспоминания налетели и потеснили сегодняшнее дело.

«А так-то я все прекрасно помню», – прошептал он, щелкнул пальцами, встал, перетащил чемодан из прихожей на кровать, хотел было закрыть окно плотными бежевыми гардинами, но выглянул наружу и увидел, что по берегу не гуляет никто, ни одного человека нет у воды. Но все-таки тюлевые занавески на всякий случай он задернул. После чего огляделся, ища под потолком или на самом потолке какую-нибудь подозрительную дырочку. Не нашел. Тогда он расстегнул круговую молнию на своем чемодане, раскрыл – чемодан был пуст. Там не было ничего, даже несессер с зубной пастой он уже успел вытащить и поставить в ванную. Но внизу была еще одна молния, закрывавшая вход в самое нутро чемодана, в то место, где ездят по специальным рельсам выдвижные ручки. Дирк отстегнул и ее. Там лежало шесть прямоугольных пластиковых пакетов. Небольших, размером чуть больше, но чуть площе сигаретной пачки. И еще лежал небольшой кожаный футляр. На каждом пакете была сбоку небольшая кнопочка. Дирк проверил их все. Перевел кнопочку в положение on. Замигала и тут же погасла красная лампочка, выключил кнопочку, сдвинув ее обратно на off, – вспыхнул зеленый огонек и тоже погас. Работает. Достал из кожаного футляра пульт, похожий то ли на переключатель программ в телевизоре, то ли на мобильник. Правда, кнопок было поменьше. Здесь же, в футляре, находилась инструкция. Самое забавное, что она была напечатана типографским способом на нескольких языках. Согласно инструкции, эти шесть небольших бомб, каждая примерно триста граммов в тротиловом эквиваленте, плюс к тому некий состав зажигательного свойства, уже были снабжены батареей и приемным устройством. Что же касается пульта, то в него не рекомендовалось вкладывать батарейки – обыкновенные пальчиковые батарейки формата АА, две штуки – до того, как придет время применить устройство. Во избежание, так сказать, всяких неожиданностей и нечаянностей.

Работать с пультом можно было двумя способами. Либо выставить на табло требуемое время, предварительно синхронизировав часы на пульте с реальным местным временем, но перед этим, разумеется, заправив в пульт батарейки. Дальше – нажать кнопку reset, затем кнопку start, и сигнал будет передан на взрывное устройство ровно в заказанный вами день, час и минуту. Но можно было поступить и по-другому: отключить часовой механизм, для начала опять-таки вставив батарейки, нажать кнопку clock off, перевести соответствующей кнопкой в режим on demand и, нажав на этот раз клавишу reset, дождаться зеленого сигнала на дисплее, после чего спокойно положить пульт в карман и вручную подать сигнал на взрыв с помощью большой клавиши go, которая стояла на тугом предохранителе. Да, с усилием сдвинуть предохранитель, и наконец – go.