litbaza книги онлайнФэнтезиКрепость души моей - Андрей Валентинов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 68 69 70 71 72 73 74 75 76 ... 87
Перейти на страницу:

Света Славникова рисовала.

Небо на асфальте выходило совсем как настоящее. Правда, голубой мелок срисовался весь, но это ничего. Зато красиво получилось! Теперь – облачко. Белого мелка осталось много, облачков можно было нарисовать хоть десять! Но Света решила, что одного хватит. Иначе они солнышко закроют. Солнышко Света уже нарисовала: желтое-желтое, с веселыми лучиками. Как иголки у ёжика. Ёжика она потом нарисует. Сначала – дома. И деревья, как в парке.

И людей, которые радуются.

Она нарисовала маму. И себя. И бабушку из деревни. А потом стала рисовать остальных людей. Всех-всех. Ёжик хотел, чтобы его тоже нарисовали, но Света попросила его немножко подождать. Она его обязательно нарисует! Только закончит вот этого дядю… и вот эту тётю… И, конечно, бабушку! Не ту, что из деревни, а ту, которая…

– Что ты рисуешь? – спросили рядом.

Так, будто продолжали разговор.

Девочка обернулась. Рядом с ней присел на корточки лысый дяденька в шортах и рубашке в клеточку. Ну, на самом деле не совсем лысый. По бокам головы, над ушами, у него смешно топорщились остатки волос. Как рожки. И уши у дяди были смешные. Оттопыренные. Это, наверное, из-за очков: они своими дужками дяде уши оттопыривали.

– Здравствуйте, – сказала девочка. – Меня зовут Света.

Мама учила сперва здороваться, а потом говорить, как зовут.

– Здравствуй, Света, – сказал Яков Семенович Черкасский. – А меня зовут дядя Яша. Так что рисуем?

– Наш город. Вот дома, вот делевья…

Вообще-то Света уже научилась выговаривать букву «р». Но иногда забывала, и у нее получалось «л» – как раньше, когда она была маленькой.

– А это кто?

Дядя Яша хотел показать пальцем, но, наверное, вспомнил, что пальцем показывать неприлично. Он достал из кармана клетчатой рубашки блестящую шариковую ручку и показал ей, как воспитательница в детском саду – указкой. Только указка у воспитательницы длиннее. И Марья Николаевна – она совсем не смешная. Иногда даже очень сердитая. А дядя Яша – смешной.

– Это я. Это моя мама.

– А это кто?

– Это бабушка. Она в делевне живет…

– А остальные кто?

– Люди. Все-все-все! Мы летим на небо!

У всех-всех людей были крылья. Люди летели на небо. Люди улыбались. Некоторые держались за руки. Как Света с мамой.

– Там нас бабушка ждет. Длугая. Не та, что в делевне. Вот она, – и Света показала дяде Яше белым мелком, где она нарисовала бабушку. Потому что пальцем показывать неприлично. Из-за облака выглядывала старушка в круглых очках, платочке и в платье с ромашками. Старушка тоже улыбалась и махала рукой.

– Все летим на небо? – хмыкнули сверху.

Света и не заметила, как вокруг нее собралась целая компания.

– Все, – ответила девочка. – Так мама сказала.

– Ага, на небо… – раздраженно бросил спортивный обозреватель Полищук. – С фитилем в заднице! Дура твоя мама…

Девочка подняла взгляд на Полищука:

– А мама говорит, что ругаться нехорошо.

Дядя Яша встал и выпрямился. Он оказался на целую голову выше Полищука и много шире в плечах. Руки-ноги у дяди Яши были волосатые и загорелые, потому что дядя Яша недавно вернулся из Египта, а у Полищука – бледные и безволосые, потому что он обозревал футбол в Интернете. Дядя Яша приобнял Полищука за плечи, как лучшего друга, развернул к девочке боком – и чувствительно ткнул кулаком под ребра. Рядом уже образовались братья Бондари, по две ходки на брата, и выражение их широких конопатых лиц – одно на двоих – сулило Полищуку все казни египетские.

– Дядя сказал, не подумав, – улыбнулся девочке Яков Семенович Черкасский, зубной техник. – Дядя сейчас извинится.

– Извини, девочка, – когда надо, спортивный обозреватель Полищук соображал очень быстро. – Я оговорился. Это я дурак. А твоя мама умница. Она права, ругаться нехорошо. Где твоя мама, девочка?

– Она за моложеным пошла. Себе и мне.

– Пломбир? «Каштан»?

– Эскимо. Мама сейчас велнётся…

– Что ж у тебя птиц в небе нет? – отпустив Полищука, который мысленно уже заменил себе нижнюю челюсть на металлокерамику, дядя Яша вновь присел на корточки рядом со Светой.

– Я про птичек забыла…

– Дай-ка мелок, я дорисую. Какое ж небо без птиц?

Света заглянула в коробку, поколебавшись, выбрала мелок густо-фиолетового цвета – и протянула его дяде Яше.

– А давай, я тебя тоже нарисую? – предложила она.

– Давай, – кивнул дядя Яша. Он охрип, как от большой порции мороженого. – Как рисовать будешь? На небе? Или покамест на земле?

Света не знала, что значит «покамест». «Пока мест нет», наверное? Так на небе места всем хватит. Вон оно какое большое!

– А как ты хочешь? – девочка подмигнула дяде Яше.

Яков Семенович подумал и решился:

– Рисуй сразу на небе.

И, поудобней перехватив мелок, взялся помогать Свете: выводить в небе, которого хватит на всех, красивых фиолетовых птиц.

13:17 …последний патрон…

Знойное марево плыло над дорогой. Дубы и клены, растущие по обочинам, казались призраками. Очертания деревьев текли, расплывались, пожухлые кроны отделялись от мерцающих стволов и растворялись в пекле сентября. Сгореть, осыпаться пеплом…

Остовы машин в кювете выглядели естественными элементами пейзажа. Тишина расползлась по округе, пробуя мир на вкус. Тишина готовилась стать Безмолвием. Ей мешал стрекот бесчисленных кузнечиков в траве – желтой, выгоревшей. Ветер гонял по шоссе смерчики пыли, словно передвигал фигуры в шахматах. Игра быстро заканчивалась: ветер уносился прочь, и смерчики бессильно опадали на асфальт.

Далекий звук.

Высверк стекла на холме, с которого ниспадает серая лента шоссе.

Движение.

Было что-то неправильное, противоестественное в этом движении, нарушившем мертвый покой окраины. Минуту назад мнилось: все закончилось. Город опустел, остались жара, пыль и бессмертные кузнечики. Теперь приходилось заново привыкать к мысли: ожидание длится, все еще только предстоит.

Эта мысль вызывала раздражение.

Ангел в костюме стоял у поста ГАИ. Там же, где и вчера, когда автомобили бились о невидимую преграду. Он тоже превратился в часть пейзажа.

По шоссе текла глянцевая капля чернил. Отблескивала на солнце, превращаясь в лаковый «Бентли». Урчание двигателя и мягкий шелест шин нарастали. Скривившись, как от оскомины, тишина убралась прочь. Она не сомневалась, что вернется, и уже окончательно.

Урчание сделалось басовитее – «Бентли» одолевал последний подъем перед «финишной прямой». Какой-то упрямец решил попытать счастья: вдруг барьер исчез? Или пропустит именно его?

1 ... 68 69 70 71 72 73 74 75 76 ... 87
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?