Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты знаешь? — Из мамы с разбитым сердцем Бриджит моментально превратилась в маму разобиженную. — Значит, я узнаю последняя? Это хорошо, по-твоему? Мои собственные дети все от меня скрывают?
Иви не собиралась оправдываться. Бриджит вернулась к тому, с чего начала:
— Лишилась рассудка, только так это и можно назвать. Сошла с ума. Свихнулась. У нее крыша поехала.
— Она знает, что делает.
— Ты так думаешь? — злобно бросила Бриджит. — Все из-за того, что у нее такой прекрасный дом? Или из-за милых деток? Может, из-за преданного ей мужа?
Итак, Бриджит не знала всей правды. Иви продолжала осторожно, что для нее было совсем не просто.
— Бет знает, что делает.
— Может, она знает, что разбивает Маркусу сердце? Вчера этот бедный человек проплакал у меня в доме весь вечер. Он в отчаянии, в полнейшем отчаянии из-за того, что его семейная жизнь разрушена.
— Может, если бы он ценил ее немного больше, этого бы не произошло?
— Теперь ты еще хочешь сказать, что это его вина? — Бриджит перешла на визг.
Она не пользовалась традиционной партизанской тактикой, к которой прибегают тещи. Казалось, она полностью на стороне Маркуса. Иви подумала, что она знает, в чем причина.
— Я знаю, мама, ты считаешь, что развод — это грех, но Бет должна делать так, как сама считает нужным. Когда ты по-настоящему в чем-то убежден, ты должен решать сам, как бы ни реагировали на это окружающие.
Сознательно или нет, но Иви повторяла сейчас назидание Би.
— Я сгораю от стыда! — Голос Бриджит дрожал. — Мы все видели, как она венчалась в церкви. И что я теперь скажу всем родственникам?
— Вообще ничего не говори. Это не их дело.
— Ты знаешь, как она все это мне объяснила? — Маятник Бриджит опять качнулся в сторону гнева. — Она сказала, что ей нужно найти себя. Найти себя? Так она найдет себя под забором, если не одумается.
Иви не переносила, когда Бриджит вела себя в стиле разгневанной провинциальной матроны. Все остальные излияния она выслушала, стиснув зубы, пока в конце речи не пришла в изумление от следующего заявления:
— Благодарение Богу, у нас есть ты. По крайней мере, благодаря тебе мы можем ходить с высоко поднятой головой.
Иви не поверила своим ушам. До сих пор она, по всем стандартам коротающих время за сериалами мам, была для семьи обузой.
— Что ты имеешь в виду?
— У тебя все идет, как надо. Тебя скоро будут показывать по телевизору, и ты нашла себе респектабельного молодого человека. Я всегда считала, что ты сможешь себя проявить.
Вот это уж слишком! С того самого момента, как Иви начала понимать речь взрослых, она слышала только ужасные пророчества Бриджит. Слушать же, как она высыпала на ее голову кучу незаслуженных похвал, было еще труднее.
— Знаешь, мам. Хотела тебе кое-что сказать. Я больше не встречаюсь с Дэном.
— Пресвятая дева Мария, одни напасти на нашу семью! Почему не встречаешься?
— Очень много работы.
— И что это значит?
— Ну, это значит, что есть работа… и ее очень много. Это сложное дело. А сейчас мне пора уходить, мам.
— Подожди! — потребовала Бриджит. — Папа хочет сказать пару слов.
Пока телефон передавался из рук в руки, Иви слышала мамины наставления: «Не дыши слишком сильно в трубку, дорогой. Она будет засаленной».
После едва заметного, выстраданного вздоха, Джон проговорил:
— Здравствуй, моя хорошая!
— Пап!
— Неприятное это дело, дочка. Очень уж неприятное. — Его голос звучал устало. — Никогда не думал, что так получится.
— Все это потому, что Бет все тщательно скрывала. Никто из нас не представлял. Не принимай так близко к сердцу. Она сама во всем разберется.
— Как же мне не расстраиваться. Все, чего я хочу, так это чтобы вы, мои девочки, были счастливы… — Джон постарался взять себя в руки. — Теперь уж ничего не поделаешь. Я предложил ей пожить какое-то время у нас, но она — ни в какую. Такая вот независимая дама эта наша Бет.
В голосе отца Иви услышала гордость с примесью тревоги. Сейчас он казался гораздо старше обычного. Он между тем продолжал:
— А вот еще и ты.
— И что же я? — Иви никогда не смотрела на себя его глазами.
— Ты знаешь, чего хочешь, и идешь к цели. Меня это восхищает, детка. Одно меня беспокоит: жизнь в наши дни предлагает так много вариантов. И разобраться, чего ты действительно хочешь, порой бывает очень трудно.
— Пап, мы иногда сами придумываем себе проблемы.
Джон заговорил громче:
— Что ты там говорила, Иви? В «Заходе солнца» есть сцена, где ты играешь обнаженной?
Среди криков и воплей, которые за этим последовали, Иви со смехом закончила:
— Пока, пап. Скоро увидимся.
Слишком много соблазнов. Это точно. Иви была как натянутая струна, стараясь разобраться в своих чувствах к Адену. Это больше, чем дружба. В этом она уверена. Я все время о нем думаю. Она не могла даже спокойно помыть посуду: его лицо сразу же появлялось перед ней. Разве он занимал так много места в ее сознании до рассказа Бинга? Нужно было признать, что это не так; она считала, что он — не ее тип. Слишком правильный. И недостаточно мускулистый.
Теперь все стало совсем по-другому. Тогда он стоял здесь в холле абсолютно другой, преобразившийся, по-новому увиденный. Его светлые волосы были шелковисты, до них так и хотелось дотронуться. Зеленоватые глаза не казались больше тусклыми: они светились.
Я влюбилась в Адена. Иви созналась себе в этом. Совсем не потому, что мне сказали, будто он увлечен мной, а потому что я поняла, что он чертовски хорош.
Он к тому же был еще и неплохой парень. Порочный круг был разорван.
— Ненавижу воскресенья, — хныкала Иви, лежа на софе под одеялом. — Вот уже десять лет, как я закончила школу, а меня до сих пор преследует чувство, что я не сделала домашнюю работу.
— Понимаю, что ты имеешь в виду. — Бинг был тоже под одеялом, только в кресле.
Небо за окном совсем нахмурилось, и мрачная атмосфера нависла над Лондоном. После недели ужасающей жары это действовало угнетающе.
— Я чувствую себя как перед менструацией, — тихо проговорила Иви.
— Я тоже, — поддержал разговор Бинг.
— На самом-то деле мне нужно читать сценарий.
— По-моему, тебе лучше перестать повторять эту фразу. И начать читать, вместо того, чтобы без конца говорить об этом.
— Но я плохо себя чувствую.
— Чепуха.
— Тоже мне, врач! — Иви вяло отодвинула одеяло.