Он кивнул, сдержанно, молча. Карима видела – его глаза улыбаются. Там черти пляшут, танцуют шома бас и играют на курае.

  Как уехал Равиль, она не видела, поднялась к себе. Боялась попасться папе на глаза. Он бы не ругал за происшествие в спальне, раз мама промолчала и эби сделала вид, что ничего не видела, а уж она-то видит всё и знает про всех, но смотреть в глаза папе стыдно.

  К ночи получила традиционное сообщение: «Спокойной ночи. Пусть тебе снятся хорошие сны» от Равиля, ответила ему тем же пожеланием и удивительно легко уснула. Кажется, последний раз она засыпала настолько легко, когда брат ещё не был женат. Спала и знала – всё у неё будет хорошо.

  Утром встала в хорошем настроении, даже головной боли – уже привычной спутницы – не было, не хотелось реветь без повода, не накатывала апатия, не скакало настроение, как каучуковый мячик по стеклу.

  Она позавтракала, поставила тарелку в мойку, вышла во двор поболтать с эби и только на улице вспомнила, что не помыла за собой тарелку, не натёрла стол до блеска. В ванной комнате тоже не ползала по углам с тряпкой в поисках мифических пятен, да и зеркало в комнате пылится со вчерашнего утра.

  На ужин приехал Дамир, щурясь, посмотрел на Кариму, слабо улыбнулся, но ведь улыбнулся. Улыбнулся!

  – Румянец появился, – он провёл большим пальцем по щеке сестры и почему-то обнял, она не возражала.

  Потом мама велела одеться нарядно, будут гости. Карима выбрала платье в пол, яркой расцветки, с алыми маками на бирюзовом фоне – несмотря на бледную кожу, идущее ей. Волосы заплела французскими косами и украсила гребнями, подаренными Равилем в её шестнадцать лет – привёз из Турции, специально выбирал для неё, это он рассказал по секрету. Нанесла макияж, немного ярче, чем обычно. Гости же будут.

  На пороге появились Юнусовы, Карима провела их в просторную кухню, выполняющую роль столовой. Тётя Зухра тут же начала болтать с мамой, обсуждать какой-то новый рецепт, а старший Юнусов отправился к папе. Карима помогала накрывать на стол, расставляла праздничную посуду, натирала до блеска хрусталь и стекло, время от времени ловя на себе довольный, гордый взгляд тёти Зухры.

  Приехал Равиль, немного с опозданием, когда уже все расселись. Эби в красивом, новом платке, Динар в отглаженных брючках и светленькой рубашке, боящийся пошевелиться, разлить на себя сок или опрокинуть тарелку. Алсу с сияющими глазами, кажется, в самом нарядном платье, что у неё есть, и в золотых серьгах с маленькими бриллиантами – подарок папы на десятилетие.

  Равиль преподнёс цветы, яркие розы на длинной ножке, и сделал Кариме Файзулиной предложение, преподнеся кольцо с сапфиром Падпараджа – необычное, яркое, не штампованное, а идеальное, продуманное, именно такое, какое должен подарить её мужчина.

  Так и должен поступить её мужчина. Сделать предложение в присутствии семьи. Официально. Без разночтений и недомолвок. Карима не станет терпеть неясного статуса в отношениях с мужчиной. Равиль Юнусов – её мужчина. Именно это он сообщил сегодня близким, важным для Каримы людям. А она… Она, кажется, всегда была его, просто какое-то время не знала.

  Позже они уехали гулять, сначала в город, потом на берег Волги. Карима забыла, что сегодня торжественный день, что она невеста Юнусова Равиля, надо готовиться к свадьбе. Она смеялась, шутила, целовалась, мир снова становился для Каримы, почти Юнусовой, правильным, понятным, без удушливой паники и ватной апатии.

  Институт? Учитель физики – хорошая профессия для женщины. Самолёты сконструируют и без Каримы, а она счастливой без Юнусова Равиля не станет. И он без неё тоже, ведь он – её мужчина.

* Махр – в исламском семейном праве, имущество, которое муж выделяет жене при заключении брака.

Дамир. Наши дни. Поволжье

  Летел лоукостом, мест не было даже в символический бизнес-класс, ждать несколько часов до следующего рейса Дамир не мог себе позволить. Он не должен был оставлять Элю одну в квартире, как и не мог проигнорировать бунт Алсу, что бы тот ни значил.

  В духоте салона немного отпустила удушливая горечь. Вперемешку с воспоминаниями стало накатывать понимание происходящего, присыпанное пока ещё смутным планом на будущее.

  Что бы ни двигало Элей, предположить корысть или злой умысел у Дамира не получалось. Скорее глупость, бесячую глупость! Безответственность!

  Рано или поздно Серафиму перестанет устраивать версия о героически погибшем отце-лётчике, она заинтересуется человеком, чьё имя вписано в свидетельство о рождении в графу «отец».

  Каким нелепым фактом, стечением обстоятельств она собралась объяснять ребёнку, что её «отец» жив, здоров и процветает? Что прикажете отвечать на вопрос рыжульки, если однажды она спросит его самого? Объясняться с маленьким ребёнком, обсуждать темы, недоступные для детского понимания? Ему, постороннему человеку? На том основании, что семейное законодательство решило по-другому? Отлично, просто отлично!

  Это если не рассматривать клубок юридических проблем и аспектов, начиная с того, что «его» ребёнок имеет полное право на финансовую поддержку «отца», участие в воспитание, образовании, становлении. Имеет право на наследство, никто не знает, что ждёт впереди.

  Эля не появлялась четыре с половиной года, справлялась сама и, судя по воспитанию и здоровой психике Серафимы, справлялась неплохо, пыталась уж точно, но только Всевышний знает, как пойдут дела дальше. Умнее, осторожнее Эля не стала.

  Она не задумывалась о возможных осложнениях «отцовства», Дамир же отлично всё понимал. По дороге в аэропорт позвонил одному из адвокатов, коротко обрисовав ситуацию, подтвердив свои опасения. В ближайшее время их ожидало судебное разбирательство, если Эля не сбежит и в этот раз. Если. Снова хреново «если», никакой определённости. Поморы собак не привязывают… Себя не привязывают. И не привязываются, выходит.

  Эля. Эля. Эля… Эля!

  Где-то на самом краю сознания, как периферическое зрение, мелькала мысль – оставить всё как есть. Насмешка судьбы. Серафима. Названная в честь чу-до-твор-ца. Или искупление? Каффара? Рыжулька, до боли в подреберье похожая на Алсу в детстве, с такими же жидкими косицами и остреньким подбородком. Похожая на Кариму так, что можно решить – она единокровная дочь. Похожая на их мать.

  Дамиру – не сумасшедшему, прагматичному, живущему разумом, – ничем иным, как знаком сверху, Серафиму воспринимать не получалось, и это ужасало. Чужой ребёнок. Чужой! Единственное, что требуется – доказать это в суде, раз её глупая мать не посчитала нужным оформить факт документально четыре с половиной года назад.

  Элитный жилой комплекс, где проживала Алия Долматова, встретил заснеженным двором, наряженной ёлкой, гирляндами приветливых огней. Он без проблем оказался на территории, охрана помнила Дамира в лицо. Окна – кухонные и гостиной – в квартире на втором этаже привычно светились. Не так давно Дамир приходил в этот дом, считал, что проживёт с гостеприимной хозяйкой всю жизнь. Сейчас мужчина испытывал лишь раздражение от отсутствия горького, густого аромата, снова ворвавшегося в его жизнь.