– Как случилось и с нами.

– Да, да. Как случилось и с вами. Все крайне типично. При этом я, правда, всегда хорошо училась. Мозги у меня работали.

– Мне прям интересно. Какая я по счету твоя семья вот такая?

– Первая. Семьи у меня ни разу не было.

И снова ложь. Раньше она была лучшей подругой другой своей жертве, Екатерине Борзовой, и всей ее семье. Об этом расскажу позже. Я как минимум вторая ее жертва.

– Раньше у меня никогда не получалось, – убеждала Светлана.

– Я слишком тупая, да? Первая, кто пустил тебя в семью, – грустно усмехнулась я.

– Нет. Нет. Просто раньше у меня никогда не было чувств.

– Ты психопат, – внезапно догадалась я.

Я произнесла это вслух, и мои слова словно разрезали напряженный воздух в комнате. Точно. И как я не догадалась сразу. Я резко вспомнила, что бывают такие личности. Что я читала о них и даже смотрела документалки. И вот настоящий психопат сидит передо мной. Ощущение удивления, но предельной ясности и ужаса. Будто вчера смотрел документалку про Джеффри Дамера, а сегодня узнал его в дружелюбном соседе, живущем через дорогу.

– Нет. Я не психопат. У меня есть эмоции. Я не психопат, – замахала руками Богачёва.

Снова ложь. Психопатия, в отличие от шизофрении, признается судом как вменяемость. И человек виновен в своих преступлениях. Богачёвой моя догадка была не на руку.

– Просто если эта история придумалась, я ничего не могу с этим поделать. Пока я ее не реализую, эта мысль никуда не уйдет, – оправдывалась Богачёва. – Я перестаю это все контролировать. Мысль заполняет все сознание. Я ничего не понимаю. Пока я в конце концов не реализую эту мысль, она никуда не уйдет.

И снова ложь. Попытка выставить себя бедной и несчастной. Заметили, как к середине истории уже исчезла некая «она»? Светлана призналась, что это ее рук дело. Точнее, она бедная безвольная жертва своих нагроможденных выдуманных историй [2].

Тогда, после этой беседы, я рвалась ей помочь. Я не могла осмыслить, что меня цинично обманул человек, начисто лишенный эмпатии. Эта женщина ведь еще недавно была моей подругой. Да, странной, да, вызывающей много негативных эмоций, но я верила ей и годами спасала ее. Думая, что помогаю одаренному врачу и хорошему человеку. Я все еще помнила тех детей, которые приезжали к нам в гости. Помнила восхищенные глаза ее коллег. Я хотела, чтобы вся эта ситуация была просто очередным ужасным событием в моей и Светиной жизни. К которым я уже привыкла и знала, как с ними справляться.

Я рвалась спасти и ее, и ее будущих жертв от нее самой. Но Миша твердо сказал: «Сегодня мы прощаемся с этой женщиной. Навсегда». А я снова ей поверила. Поверила в шизофрению. Честно говоря, я бы поверила во что угодно, но только не в то, что настолько жестокий и бесчувственный человек вообще существует.

Сейчас во мне до сих пор закипает ненависть при упоминании ее имени. Но тогда я жалела ее и хотела ей помочь. Хорошо, что она тогда соврала. Что не призналась сразу ни в ограблении, ни в убийстве моей бабушки. Иначе целой из моей квартиры она бы уйти не смогла.

Провожая Светлану Богачёву

После допроса Света ушла к себе в комнату. Мы с Мишей долго молчали, пытаясь переварить услышанное и не сойти с ума. У меня будто выскользнула земля из-под ног. Знаете это неприятное ощущение, когда почти засыпаете и вдруг падаете и от этого секундного ужаса тут же просыпаетесь? Это длится миллисекунду. А теперь представьте это ощущение постоянным и непрерывным. Именно так я ощущала себя в ту ночь. Меня сносило волной из самых разнообразных чувств: я то заходилась в бешеной истерике, пытаясь поймать собственное дыхание, то переставала чувствовать хоть что-то и спокойно курила на балконе, разглядывая чаек на соседской крыше. Ни я, ни Миша не могли уснуть. Всю ночь мы полушепотом обсуждали, что нам дальше делать со Светой.

Во мне боролись два чувства. Первое кричало, что Свете нужна помощь. Второе кричало, что это мне нужна помощь. В итоге второе чувство победило, и мы с Мишей, призвав в свидетели нашу совесть, решили, что не можем помочь Свете.

Я позвала ее в комнату и сказала, что ей надо уйти. У нее есть время собрать чемодан. Я дам ей денег на хостел и на проезд. Она должна прийти в российское посольство, вернуться в Россию и сдаться в больницу.

Если бы я только знала, какую ошибку допускаю.

Света собирала чемоданы. Но не брала и половины своих вещей – потому что они были всего лишь частью легенды. Я увидела фотографию Юли, ее мертвой дочери, которую она везде возила с собой, и спросила, кто это. Она жутко ответила, что это фото случайного ребенка из интернета.

Вдруг она совсем поникла и начала умолять, чтобы мы оставили ее поспать. Мы согласились – не совсем же мы изверги.

Света ушла спать. А я начала писать в заметках на телефоне будущий тред в «Твиттер». Последнее время в нем гремело много диковатых историй от эмигрантов, и я посмеивалась про себя от осознания, что сейчас к ним присоединюсь. Первый мой твит был таким:

«Три года я жила со Светланой Владимировной Богачёвой. Спасала ее от рака, переписывалась с ее врачами, психологами. Фээсбэшник, с которым я знакома, оказывается, не общался со мной. Это была Света. В России меня не искали! Простите, это тред. Я три года жила с аферистом-шизофреником».

Я писала этот тред и не верила самой себе. Я старалась разбавить его хоть какими-то шутками, чтобы все мои друзья и знакомые не решили, что я совсем поехала крышей. Я переносила краткое описание произошедшего за последний вечер и последние пару лет в заметки, смеясь в голос от абсурдности написанного. Миша сидел на диване рядом со мной и гладил меня по коленям и голове. Он не смеялся. Он был в ужасе.

Вскоре я закончила написание треда и готовилась его опубликовать. Но перед публикацией сначала написала маме:

«Прости меня за все. За все ужасные слова, что я тебе сказала. И спасибо. Я легковерная идиотка, и даже сейчас я думаю, как ее вылечить и спасти. Миша меня возвращает на землю. Я не прошу помощи и, конечно, все верну. Просто я считаю, что истина всегда важнее. Я умоляю у тебя прощения, если ты сможешь меня простить».

Мама внезапно ответила со всей нежностью, на какую была способна:

«Господи, Танюша… Мне так жаль. Я не могу представить, как тебе тяжело и страшно. Это такой страшный опыт – с таким столкнуться. Это