Миу чуть не упала. Она чувствовала: рядом опять прогрохотала такая сила, что ей остается одно — повернуться к Шредингеру попкой и поднять хвостик. Она не сделала этого только потому, что такая поспешность могла оскорбить сверхкота.

К счастью, Шредингер уже прекратил излучать величие.

— Тебе интересно, откуда ты умеешь говорить? — спросил он. — И почему ты про это забыла?

Миу несколько раз моргнула. Конечно. Как она могла об этом не подумать? Но прежде следовало покаяться в своем грехе.

— Я хочу сознаться в слабости, — прошептала она. — У меня иногда возникает недоверие к словам. Мне кажется, что ты нашел их прямо на этой помойке… И хочешь меня ими вымазать.

Шредингер захохотал. Миу с содроганием вспомнила, что когда-то она тоже хохотала — вот почти как он.

— Это гипноз Гольденштерна, — сказал Шредингер. — Слова разрушают его, давая нам свободу. Поэтому в нашем мире они запрещены. Нам оставили только возможность мяукать. Нам заткнули рты, превратив в бессловесных тварей — и сбросили вниз по ступеням эволюции…

Миу понимала каждое слово — и теперь видела ясно, что когда-то знала их все. «Понимать» по сути означало «вспоминать». Шредингер словно бы включал в ней забытую часть души, засыпавшую, как только она оставалась одна.

— А почему ты помнишь слова, а другие не помнят? Что делает тебя сверхкотом?

— В моей голове все время звучит божественный голос. Он не дает мне уснуть и скатиться в животный мрак.

— Ты говоришь правду?

— Клянусь, что да, — ответил Шредингер.

Похоже, он не врал. Он действительно был сверхкотом, будившим в ней забытую тайну. И чем бы ни пахли Мельхиор и Феликс, вот этой конкретной тайны в их запахе не было. После того, как прогремели слова про гипноз Гольденштерна и комплекс нарративов, даже смешно было вспоминать, чем пахнут яйца каких-то там котов.

— Кем мы были раньше? — спросила Миу. — Когда умели говорить?

— Людьми, — ответил Шредингер. — Мы были людьми.

Миу сразу же вспомнила это слово. Но ее память не могла проникнуть дальше — и понять его смысл.

— Я знаю слово, — сказала Миу. — Но не помню, что оно значит. Пытаюсь представить себе людей — и не могу.

— Ничего удивительного, — ответил Шредингер, мечтательно глядя на нее зелеными глазами. — Будь это просто, сверхкоты были бы не нужны.

— Так что такое гипноз Гольденштерна?

— Это сила, которая мешает нам вспомнить себя, — сказал Шредингер. — Мы принимаем себя за котов. Но на самом деле наша природа удивительна и непостижима. Во всяком случае, в потенции. Мы ничего не помним потому, что наши души в плену. В плену у Гольденштерна.

— А кто такой Гольденштерн?

— Это царь нашего ада, — ответил Шредингер. — Демон, заколдовавший нас всех и ставший нашим солнцем.

— Ты его видел? — спросила Миу, замирая от сладкого ужаса.

— Видел, — сказал Шредингер. — Это испытание не для слабых душ. Он покорил бы и меня, если бы не божественный голос в моей голове.

— Скажи, а мы можем вырваться из плена?

— Нет. Но мы можем стать сверхкотами. Вернее, не мы, а ты. Ты можешь стать сверхкошкой. И ты уже на пути к этому.

— А что значит — стать сверхкошкой?

— Подумай сама. Когда ты рядом со мной, ты способна думать словами, моя милая… Моя любовь…

Миу потупилась. Она понимала, что значат слова «моя любовь». Сказать такое было все равно что подойти сзади, понюхать, а потом схватить зубами за загривок. Этого не позволяли себе ни Феликс, ни Мельхиор.

Но Шредингера, конечно, нельзя было судить по обычным законам и правилам. Он был иным. Он слышал божественный голос. И то, что он хочет ее как простой и безмозглый кот несмотря на всю свою дивную силу, вдруг показалось Миу неотразимым.

Она знала, что не смогла бы испытать это чувство в одиночестве, поскольку оно возникало из слов и целиком от них зависело. Но когда рядом был сверхкот, Миу действительно становилась сверхкошкой. Никакой Мельхиор, никакой Феликс никогда не подняли бы ее на подобную высоту.

Шредингер медленно обошел ее и понюхал. Миу не отстранилась.

— Ты нужна мне, — сказал Шредингер и положил лапу ей на спину. — Я так одинок в этом мире…

Миу испытала вихрь противоречивых чувств.

Инстинкт звал ее к Мельхиору, завоевавшему свое право в борьбе. Но высшая часть ее существа, разбуженная желтым котом, была сильнее. И Миу поняла — словами, как не могла прежде — что подчинить животное начало высшему и значило стать сверхкошкой.

А что в ней было высшим? Конечно же, все, сделанное из слов. То, что вернул ей Шредингер.

А почему высшее — это сделанное из слов? Да потому, тут же сообразила Миу, что без них не будет ни высшего, ни низшего, а одни только запахи. А что может быть страшнее, чем потерять высшее в душе?

Превозмогая себя, она повернула мордочку и медленно двинулась по любовной спирали вокруг Шредингера — а тот по той же траектории пошел вокруг нее. Обычный кошачий способ вдвоем ввинтиться в вечность. Миу приблизила нос к его хвосту и зажмурилась, заставив себя до конца внюхаться в его выпирающую мохнатую суть.

Да. Теперь ты знаешь, Миу. Вот так пахнет самый сильный кот. И никак иначе. Глупые инстинкты потому и гонят тебя прочь от этих желтых тестикул, что подлинное величие начинается там, где кончается понятное животным слоям мозга. И сейчас инстинкты выносят свой убогий вердикт тому, что неизмеримо их выше. Но у тебя есть слова, чтобы связно и стройно думать обо всем на свете.

И еще у тебя есть Шредингер…

Шредингер кусал Миу за загривок, мотал ее голову из стороны в сторону, как пойманную мышь, трепал шерстку своими лапами — и она, растопырив когти, несильно била его по нахальной морде, потому что он делал уже такие стыдные вещи, что не бить его по морде было невозможно, а потом она зажмурилась, превозмогла себя — и отдала Шредингеру свой лунный свет, свою волшебную пустоту, свое свернутое в трубочку небо, и он проник в нее и оставил в ее пушистом животике свой секрет. В смысле, тайну.

— Когда ты останешься одна, — сказал Шредингер на прощание, — тебя станут мучать сомнения. Это неизбежно. Ты забудешь слова, а вместе с ними все то, что они тебе открыли.

— Почему?

— Потому что в твоем мозгу пока не звучит божественный голос, велящий тебе пробудиться.

Миу виновато опустила мордочку.

— Не терзайся, — сказал Шредингер. — Помни главное — когда ты встретишь меня, ты вспомнишь все снова. Запомни как следует одно — надо прийти сюда, и все станет ясно.

— Почему я не могу оставаться сверхкошкой? — спросила Миу.