– Фанни! Фанни, стой, я с тобой!

Любка стартанула, что называется, с места в карьер и понеслась за собакой.

Я стоял между Нелли с Вадимом и Егором с Пашей, но гораздо ближе к последним, и потому мне их было хорошо слышно.

– Бешеная! – ворчал Паша, отхлебывая из водочной бутылки. – Сумасшедшая. Энерджайзер чокнутый. Как ты с ней управляешься?

– Спокойно! – Егор улыбнулся. – Очень спокойно.

Нелли с Вадимом о чем-то беседовали, а мы втроем наблюдали, как девушка и собака валяют друг друга в снегу. Глаза Егора светились мягким, нежным светом, он довольно улыбался.

– Ребенок… Она просто большой балованный ребенок, – сказал я. – Просто балованный ребенок. И все…

А собака уже летела к нам, и Любка догоняла ее, а потом собака стала догонять Любку, которая металась между нами, прячась то за Вадима, то за Пашу, то за меня. Фанни лаяла, не зная, с какой стороны нас обежать, чтобы достать ускользающую от нее новоявленную подружку, металась то вправо, то влево и все равно ошибалась, когда Любка, обманув ее намеченным движением, ловко перебегала к кому-нибудь другому.

Впрочем, мне хорошо было видно, что игра эта небескорыстна. Любка расчетливо врезалась между Вадимом и Нелли, как бы невзначай, случайно задевая, а то и толкая Нелли, отчетливо дразнила Егора, горячо прижимаясь к Паше и ускользая, уворачиваясь, когда Егор под предлогом прикрыть от собаки пытался ее приобнять…

Сколько все это продолжалось, сказать трудно – в какой-то момент нервы мои, до предела напряженные всей этой ситуацией, потребовали хоть какой-то передышки, я отошел немного в сторону и подставил разгоряченное лицо блаженно-леденящим пуховым хлопьям, сыпавшимся и сыпавшимся из огромного ватного одеяла неба.

– Слушайте, а который час? – Голос Нелли глухо и слабо звенел в тишине падающего снега. – Мы Новый год не пропустим?

– Тридцать пять двенадцатого, – бесстрастно констатировал Вадим.

– Встречаем здесь? – Егор по-прежнему растроганно улыбался, наблюдая, как Фанни в очередной раз сбила с ног Любку и встала над ней, не давая подняться.

– Да нет, хотелось бы как-то… по-человечески, – сказала Нелли. – Пошли?

– Уже тогда не пошли, – отозвался Егор, расправляя сложенный в руках поводок. – Уже тогда побежали! Фанни! Фанни, ко мне! Любка, пошли, Новый год пропустим!

Вадим с Нелли под руку уже подходили к краю пустыря, к домам, когда Фанни наконец дала надеть на себя поводок. Любку же никак невозможно было уговорить встать: раскинув руки и ноги звездочкой, она растянулась на снежном покрывале, глядя в небо, и все попытки ее поднять, отряхнуть были тщетны. Пашу она упорно роняла в снег рядом с собой, а Егора отчаянно пинала ногами.

– Ну и валяйся тут, чертова кукла, кобыла своенравная, необъезженная, – в очередной раз отплевываясь от снега, пробурчал Паша. – Вы тут как хотите, пасите ее до утра, что ли, а я замерз. И водка кончилась. Я пошел.

И, яростно загребая ногами снег, он направился вслед за уже повернувшими за первый дом Нелли и Вадимом.

Я подался за ним, чувствуя, что тут точно лишний.

В результате, когда я подошел к подъезду, было уже без пяти двенадцать. Не было только Егора с Фанни и Любки. Но, похоже, никто их ждать и не собирался: Нелли открыла дверь, мы втянулись в подъезд, вызвали лифт.

– Ну вот что, – обстоятельный Вадим снова наморщил свой немаленький лоб. – Держите!

И снова на свет появились пластиковые стаканчики, откуда-то вынырнула бутылка шампанского, которую Вадим довольно ловко стал открывать.

Тут на каком-то этаже открылась дверь, раздался громовой хохот многих голосов и первый удар курантов – телевизор, судя по всему, работал на полную мощь.

С тихим чпоканьем Вадим извлек пробку, из горлышка пошел легкий дымок, в этот момент раскрылись двери лифта, и мы, на ходу наливая шампанское, шагнули в тесную кабину. И уже в последний момент, когда двери стали закрываться, кто-то вставил ногу, створки дернулись и открылись вновь. Вдавливая нас всех в стены, в лифт влетела сперва – в снегу, какая-то вся надутая, раскрасневшаяся – Любка, а за ней, втащив упирающуюся собаку, втиснулся Егор.

Места в лифте для такой большой компании было очень мало, и Любка, чуть поискав глазами и найдя Пашу, вдруг прижалась к нему всем телом, жарко и громко прошептав:

– Ты же помнишь, я попала тебе прямо в сердце!

А куранты мерно отбивали удар за ударом, и с последним, двенадцатым, на ходу глотнув шампанского, мы вывалились из лифта у двери.

– Такого Нового года у меня еще не было, – тихо засмеялась Нелли.

– Да, пожалуй, – отозвался я, ошеломленный необычностью и стремительностью, с которыми оказался в первом января.

Егор ковырнул дверь ключом.

– Теперь уже можно не торопиться. Встретили… Каким же он будет у всех у нас, если, пока били куранты, мы все еще были в лифте?

– Как встретишь Новый год, так тебе и надо! – заявила Любка и первой шагнула в квартиру…

В ближайшие два часа обстановка существенно разрядилась. Во-первых, все подмерзли и подмокли, причем на Любке было совершенно сырым не только пальто, но и кофточка и юбка. Все это пришлось развесить на батарею, а Нелли дала ей свою большую и просторную майку и какие-то зеленые бриджи, отчего у Любки совсем испортилось настроение. Она забралась с ногами в то же кресло, в котором сидела до прогулки, свернулась калачиком, кротко прислонившись головой к спине пристроившегося, как и прежде, на ручке, Паши с гитарой и, занавесив лицо волосами, на время притихла, изредка только недобро посверкивая глазами.

Во-вторых, в «рождественских сапожках» для каждого нашлись подарки. Паша вынул из своего какие-то особенные струны для гитары и, восхищенный, долго не мог успокоиться. Он сразу снял старые и долго, причмокивая и кивая сам себе головой, устанавливал новые, в чем ему старательно помогала Любка. Новые струны долго с наслаждением тренькали – музыкант, припав ухом к инструменту, настраивал его. А настроив, немедленно, под всеобщие аплодисменты, исполнил какую-то сложнейшую вещь, раскрасневшись и восхищенно выкрикивая:

– Слышите! Это же совсем другое дело! Это же совсем теперь по-другому звучит!

Я вынул из сапожка диск с тем самым фильмом, который так неожиданно вызвал мою ночную откровенность с Егором.

– Спасибо!

– Не за что, – пожал плечами Егор. – Он же вам тогда так понравился…

Для Нелли в ее «сапожке» нашлись духи, Егор получил новый телефон, большой Вадим был одарен хорошим мужским одеколоном.

Последней за подарком подошла Любка. Кокетливо одернула на себе длинную майку, взялась за ее концы, как ребенок за юбочку, сделала книксен. Потом демонстративно потопталась, зажмурилась и сунула руку в красный сапожок.

Вытащила сжатый кулачок, одним глазом посмотрела в него, засмеялась, спрятала кулачок за спину, показала всем язык и сообщила: