И только сидящий поодаль большой молчаливый тезка, казалось, все воспринимал именно так же, как и я. Он, не дожидаясь никаких тостов, коротко прихлебывая коньяк, медленно переводил тяжелый взгляд с Егора на Пашу, с Любки – на Нелли, с Нелли – на Егора и снова на Любку. Время от времени мы с ним коротко переглядывались, в остальном он если даже и участвовал в разговоре, то отделывался короткими, малозначащими общими фразами, соблюдая полный нейтралитет и не размениваясь на намеки.

– Ну вот, – Егор скорчил комическую мину. – Теперь я забыл, что хотел сказать… Останетесь все без тоста.

Он уже собирался выпить, но тут, чтобы хоть немного разрядить обстановку, инициативу на себя взял я.

– Скажу тост! Мне положено! Мы со старым годом, как говорится, уже натура уходящая, – пошутил я довольно неловко. – Поэтому кому, как не мне?

– Ну почему же! – стрельнула в меня глазами Любка. – Вы еще очень ничего. Как говорится, кому что нравится…

Ее просто невозможно было сбить с курса, попавшая на прицел Нелли была обречена.

Можно было и огрызнуться, но еще больше обострять не хотелось. И потому сделал вид, что не услышал подтекста.

– Год, который мы провожаем, триста шестьдесят пять дней назад тоже был новым. И тот, который наступит, через триста шестьдесят пять быстрых или долгих – как кому нравится! – дней тоже станет старым. А за ним будет еще один – и он постареет. И каждый из этих годов – это мы сами, мы, которые проживали каждый из этих трехсот шестидесяти пяти дней. Провожая старый год, мы провожаем самих себя такими, какими были в каждую секунду, минуту, в каждый час его течения. Часть нас самих становится прошлым. Давайте же с уважением и любовью проводим себя такими, какими мы были, оставив прошлому все неприятности и проблемы, и через два часа встретим самих себя новыми и обязательно счастливыми!

Как ни старался я уйти от двусмысленности, у меня не получилось. Сама ситуация вкладывала в каждое сказанное слово не подразумеваемые мной обертона.

Я повернул голову: гигант Вадим буравил меня заинтересованным взглядом. Неожиданно он приподнялся и первым протянул мне свой бокал.

Музыкант достаточно равнодушно отдал дань ритуалу и снова начал наигрывать какую-то мелодию. Егор с энтузиазмом приложил свой бокал к моему и залпом выпил. Я повернулся к Нелли – она протянула хрупкую руку, бокалы отзвонили положенным звоном.

Любка, все так же грея в руках рюмку, в упор смотрела на меня, отчего создалось впечатление, что я ей все-таки не нравлюсь.

– Хороший тост! – вдруг заявила она.

– Оп-па! – откликнулся музыкант. – Вадим Петрович, а вам, однако, повезло! Вы прошли фейсконтроль!

Любка гневно сверкнула на него глазами.

– Вадим Петрович, между прочим, подал прекрасную идею! Часть, и значительная часть меня самой, сейчас, прямо у вас на глазах, становится прошлым, – Любка, не скрываясь, в упор смотрела в глаза Егору, отчего сцена приобрела еще более неприличный характер. – С уважением и любовью провожаю эту часть в прошлый год, оставляю с ней все неприятности и проблемы… И буду теперь новой! И обязательно счастливой!

Она махом опрокинула в себя водку.

– Сибирячка! – восхищенно пробормотал Паша, немедленно исполнив на гитаре туш.

Под садящимся Егором беспокойно заскрипел стул. Гигант, не торопясь, отхлебнул из бокала. Нелли, по-прежнему хрустально-прозрачная, прекрасная, отрешенная, пустыми, ничего не выражающими глазами смотрела перед собой.

– По высоким, по стаканам Jim Beam, – тихонечко запела Любка, и Паша тут же подхватил мелодию. – В губы целоваться неприятно – герпес достал…

Мелодия песенки словно капала в мозг, разъедая его, как кислота. Не знаю, как другим, мне было просто невыносимо! Я проклинал себя за то, что не остался дома, сам себе говорил, что надо бы уехать, пока еще ходит метро, и сам осознавал, что это невозможно, что в данной сложившейся ситуации это будет выглядеть как мальчишество, поза, вызов. Я был обречен досмотреть это шоу до конца, и оттого, что впереди еще такая длинная новогодняя ночь, меня обуяла тоска.

– А под звездами на крыше тепло вполне. Может, сходим погуляем, шагнем вперед…

Напевая, Любка встала, легкой, танцующей походкой подошла к окну, отодвинула штору.

За окном шел крупный, мягкий, неторопливый снег.

– Слушайте, а давайте правда пойдем погуляем? Что мы будем делать эти два часа до Нового года? «Иронию судьбы» лично я знаю наизусть!

Предложение было неожиданным, повисла недоуменная пауза, но вдруг идею подхватил Егор:

– Да! Мне как раз надо погулять с Фанни, чтобы она уже не беспокоила нас до утра.

– Смотрите, какой снег! В снежки поиграем! Его там уже достаточно насыпало!

Гигант перевел взгляд на меня, и мы оба молча решили, что даем на это мероприятие свое добро – невыносимо было сидеть в этой душной атмосфере назревающего скандала.

– Пожалуй, и правда можно пройтись! – сказал я. – Проветримся.

– Кто как, а я пошла одеваться! Паша, жду тебя в коридоре!

– А я-то че? – удивился музыкант.

Никто не обратил внимания на Любкину фразу – а зря! Надо было! И прежде всего это надо было сделать мне. И воспользоваться прогулкой, чтобы уже не возвращаться сюда и не наблюдать все то, что последовало в дальнейшем.

Но! Задним умом мы все крепки! В ту минуту я просто был рад тому, что иду на воздух, в этот сказочный, ставший таким редким теперь в Москве, предновогодний снег.

Выходили как-то не вместе.

Поскольку в маленькой прихожей было немного места, я вытащил свою куртку из стенного шкафа и шагнул на лестничную клетку, к окну, одеваться в ожидании остальных.

Первой на улице оказалась Любка и ждала всех, пританцовывая у подъезда. В такт ее движениям на ее какой-то совсем детской красной шапке с длинными ушами покачивался огромный помпон. Каждого выходившего она встречала метко посланным снежком.

Паша – он вышел вслед на ней первым – получил удар прямо в грудь.

– О! – завопила Любка. – Я попала тебе в сердце!

– Дура ты! – обиделся Паша. – В бутылку ты попала. Чуть ее не разбила. Сейчас же замерзнешь, чем греться будешь?

Вслед за Пашей из подъезда на безумно тянущей поводок Фанни выехал Егор. Ему повезло, Любка как раз нагнулась лепить очередной снаряд, и он успел повернуться к террористке спиной. Снежок оставил на его куртке четкую белую кляксу, но Егор даже не смог оглянуться, уносясь вслед за загребающей по снегу лапами Фанни куда-то в глубину двора.

Следом из подъезда показались мы с Вадимом, за нами, на ходу запахивая шубку, вышла Нелли.

Любка азартно метнула снаряд, но Вадим оказался неожиданно для его роста и массы проворным. Он резко выбросил руку и, словно вратарь, с лету поймал снежок.