Нам мало известно о прошлом Помпеи Плотины, но считается, что она была родом из Немоса в Галлии (ныне французский Ним) и родилась примерно в 70 году — как раз когда Веспасиан стал императором.[608] То, что она была выбрана в качестве невесты для Траяна, отпрыска молодого клана Ульпиев, указывает, что, по крайней мере, ее семья, о которой не сохранилось никакой информации, происходила из схожего сенаторского круга с хорошими связями. Брак сына и дочери новых элитных семей из земель, лежащих во многих сотнях миль от имперской столицы, отражает иной социальный характер нового политического класса Рима.

Плотине было уже почти тридцать лет, и она была уже замужем за Траяном, по крайней мере, в течение десяти лет перед тем, как он стал императором. Но до того дня, как она поставила ногу на порог старого дворца Домиции как новая римская первая леди, не сохранилось ни следа о ее жизненной истории. Это частично было отражением обычного равнодушия к воспитанию женщины — по контрасту с ее мужем. Но это также отражает тот факт, что по причине бездетности Плотина не являлась даже вспомогательным игроком при будущем императоре, подобно Ливии. Это лишило нас даже таких источников, как анекдоты, что обогащают и расцвечивают биографию Ливии.[609]

Но когда Плотина в конце концов удостоилась дебюта в исторических записях, это случилось с размахом, достойным первых римских императриц. Взлетев по ступенькам и переступив порог своего нового палатинского дома в первый раз, она, как говорят, медленно развернулась к морю лиц, наблюдавших за ней, и величественно выдала следующую фразу: «Я вошла сюда женщиной такого рода, какой я хотела бы быть, выходя».[610] Это было подходящим обещанием для женщины, формирующей новую династию и намеренной отмыть неприятный вкус, оставленный гражданскими войнами внутри семейства Домициана. Так когда-то Флавии пытались поставить максимально возможную дистанцию между собою и наихудшими крайностями эпохи Юлиев-Клавдиев.

Для Плотины шаг вслед за Домицией являлся достаточно двусмысленным. Обычно считающаяся одной из организаторов падения своего мужа, Домиция жила теперь в роскошной резиденции, наслаждаясь доходами со своих кирпичных заводов и продолжая получать почтительные знаки внимания до самой своей смерти. Но память о вреде, нанесенном Домицией наследованию Флавиев, ее супружескими ссорами, скандалом их развода и абортом Юлии Флавии, не рассеялась. Сплетни о враждующей паре все еще циркулировали, и Плотина, таким образом, чувствовала необходимость продемонстрировать моральную антитезу своей предшественнице. В то же время она должна была преодолеть зловещую тень, которую та оставила на роли первой леди.[611]

С первого дня правления Траяну пришлось заботиться о создании совершенного образа для Плотины. Первые два года нахождения у власти он провел в инспекционных поездках по четырем своим армиям, и лишь в 100 году появился в Риме — впервые со времени своего восшествия на трон. Его прибытие было отмечено хвалебной речью Плиния Младшего при встрече императора с Сенатом.[612] В ней много внимания уделялось сравнению Траяна с его предшественником, тираном Домицианом, — но Плиний также не забыл похвалить нового императора за выбор жены. Он заметил, что, в то время как многие выдающиеся деятели в истории (Плинию не нужно было упоминать предыдущих императоров) страдали от непоправимого вреда, наносимого их неудачным выбором супруги, Траян нашел в Плотине женщину старомодных добродетелей, скромную и достойного поведения:

В своей речи Плиний ни разу не упомянул Плотину по имени. Это было вполне обдуманно, так как все восхваления ее скромного поведения и преданности мужу не столько относилось к ней самой как к личности, сколько отдавали должное способности Траяна обучить ее. В то время как предыдущие императоры боролись за то, чтобы продемонстрировать окружающим правильность своей личной жизни, панегирик Плиния хвалил Траяна за то, что его личная жизнь незаметна окружающим и соответствует тем моральным стандартам поведения, которые приняты в обществе. Но общий смысл оставался тем же: правитель, который содержит в порядке свои домашние дела, годится, чтобы держать в порядке и империю. Перевод похвалы за поведение Плотины на ее мужа также заявлял о новом месте женщины при новом режиме: на несколько шагов позади, хоронясь в тени императора.[614]

Эта картина смиренного семейного единства усиливалась фразой Плиния о гармоничных взаимоотношениях между Плотиной и вдовствующей старшей сестрой Траяна, Ульпией Марцианой. Подобно своей невестке, Марциана — загадочная фигура в анналах истории, о ее личности и отношениях с Траяном мало что известно. Мы имеем только благожелательное упоминание Плиния о том, что она отличалась «такой же откровенностью и искренностью», что и ее брат. Кроме того, Плиний обращает внимание будущих биографов Марцианы на ярко выраженное согласие между братом и сестрой, а также между сестрой и невесткой, резко отличающееся от кошачьих схваток и соперничества между прежними обитательницами Палатина, такими как Ливия и Агриппина Старшая либо Агриппина Младшая и Поппея: