безопасности повседневной жизни в тюрьме. Он знает, как вести себя в этой системе, она дает ему чувство защищенности. «Еду раздают. Я должен вернуться». На прощанье мы обмениваемся коротким рукопожатием. Я даю ему наши визитки с номерами телефонов. «Звоните в любое время, если вам будет что рассказать». Я знаю, что он никогда ими не воспользуется. Когда уже в новом году я пытаюсь связаться с Тобиасом Лемке, мне отвечают, что поговорить с ним невозможно. Вскоре после нашей встречи он был помещен на психиатрическое лечение. По поводу депрессии и тревоги.

17

Девять месяцев спустя я снова встречаюсь с Лемке. Как и 25 лет назад, он сидит на скамье подсудимых в зале суда присяжных. И снова обвинение в убийстве, уже в третий раз. Я сажусь в кресло свидетеля и жду, когда меня вызовут. Судьи еще не вернулись с совещания. Это дает мне возможность понаблюдать за Тобиасом Лемке. Теперь он носит очки. Его волосы коротко подстрижены, а борода ухожена. Взгляд больше не кажется застенчивым, как прежде, он выражает отстраненность. Лемке не встречается со мной глазами. Он старается выглядеть расслабленным, будто все происходящее его не касается.

Свет полуденного солнца падает на лицо Лемке через круглые окна зала. Теперь видно, как он напряжен. Его напускную самоуверенность легко вычислить. Мне невольно вспоминается то Рождество 16 лет назад. Тогда солнце тоже пролило свет на правду, осветив шею мертвой Софи Унделох и показав нам следы удушения, которые мы едва не проглядели.

Нет, перед нами сидит не безмятежный человек, которого, кажется, больше ничего не волнует. Я вижу мужчину почти 50 лет, лишенного жизненной энергии. Потерпевшего неудачу и не имеющего никаких перспектив. Свет в конце тоннеля, о котором когда-то говорил мой коллега, для него погас. Тобиас Лемке это знает.

Я наблюдаю за тем, как он рассматривает публику за барьером через линзы своих очков. Слежу за его взглядом и узнаю родственников Софи Унделох. Их антипатия к обвиняемому видна невооруженным глазом. До моих ушей доносится что-то вроде «голову с плеч». Тобиас Лемке делает вид, что не замечает всего этого.

Суд возвращается после перерыва в прениях. Мое выступление не занимает много времени. Я рассказываю о результатах нашего расследования, об экспертных заключениях и моих беседах с обвиняемым в тюрьме. Чуть меньше, чем через час меня отпускают. Ни у прокурора, ни у адвоката Лемке нет ко мне вопросов. Сам он также отказывается от права оспорить мои показания. Все проходит на удивление спокойно. Я занимаю свое место в зале, чтобы следить за ходом судебного процесса.

Тобиас Лемке почти безучастно наблюдает за выступлениями экспертов и других свидетелей. Их заявления все больше расшатывают его стратегию защиты. Надежда на то, что ошибочное экспертное заключение 20-летней давности еще может ему помочь, угасает. Аннета Лемке отказывается давать показания в качестве свидетеля и лишь неохотно сообщает свои данные. Она не смотрит на бывшего мужа. Поэтому ее выступление получается коротким. Похоже, ей порядком надоели судебные процессы по делам об убийствах, совершенных человеком, которого она когда-то любила.

Председательствующий судья снова и снова спрашивает Тобиаса Лемке, не хочет ли он раскрыть подробности убийства пожилой женщины. Только так подсудимый сможет повлиять на приговор в свою пользу. Судья даже говорит о том, что ему удастся избежать угрозы превентивного заключения. Адвокат тоже пытается уговорить своего подзащитного высказаться. Но Тобиас Лемке уже принял решение. Он не хочет говорить о преступлении. «Я все равно останусь в тюрьме до самой смерти». Лишь на мгновение он прерывает свое упрямое молчание. «Всегда боялся, что эта история с бабушкой всплывет. Но не помню, чтобы убивал ее». У него сохранилось воспоминание только о «неприятной потасовке». Но даже на это, по его словам, наложились алкоголь и наркотики. Как бы оправдывая себя, он добавляет, что наркотики всегда играли заметную роль в его жизни: «Пиво, крепкий алкоголь в любом виде, кокаин и яд». Под ядом он подразумевает героин. Но Лемке утверждает, что никогда не был опустившимся в социальном плане и всегда получал удовольствие от работы. «Я же не монстр, который ходит и убивает людей», – с психологической точки зрения очень интересная характеристика человека, совершившего три убийства.

Однако судебный психиатр оценивает заявление Лемке об алкогольном опьянении как попытку использовать этот факт в качестве смягчающего обстоятельства при совершении преступления. Не было никаких доказательств реальной потери сознания или провалов в памяти. Во время преступления Тобиас Лемке вел себя последовательно, так что в любом случае у него должны были сохраниться «остатки памяти». Эксперт также не верит в настолько сильное опьянение, что подсудимый не способен ничего вспомнить. Вымытая посуда, стертые отпечатки пальцев, половой акт, как бы он ни выглядел, включая эякуляцию, похищение ключа – все свидетельствует о четкой и продуманной последовательности действий и физической возможности проделать все это.

Только в заключительной речи Тобиас Лемке на краткий миг проявляет эмоции. Мне они не кажутся наигранными. «Я сожалею о содеянном и о том, что причинил страдания родственникам». Спустя пять дней суд приговаривает Тобиаса Лемке к 15 годам лишения свободы, по истечении которых назначается превентивное заключение. Суд убежден, что обвиняемый изнасиловал Софи Унделох, а затем задушил ее, намереваясь избежать наказания за сексуальное преступление. В пользу Лемке сыграло то, что судьи не захотели исключить возможность воздействия алкоголя и наркотиков в то время, как он совершал преступные действия. И снова суд признал его виновным по критерию ограниченной вменяемости.

Когда судья оглашает приговор, Тобиас Лемке не проявляет никаких эмоций. В конце заседания равнодушно протягивает руки судебному надзирателю, который заковывает их в наручники. Не оборачиваясь, покидает зал суда.

Когда тяжелая дубовая дверь захлопывается за ним, я понимаю, что больше никогда не увижу этого человека. Хотя за 25 лет мы пересекались так часто.

Я тоже покидаю зал № 218. Длинная одиссея в поисках истины закончена. Мне не хочется сразу идти в офис, и я бесцельно брожу по городу. Около собора до моих ушей доносится музыка. Меня тянет туда, я вхожу в храм и внимаю благодатной игре органиста. Словно в замедленной киносъемке, я вновь и вновь мысленно переживаю тот долгий отрезок времени, в течение которого наши с Тобиасом Лемке жизни то и дело соприкасались. Какое дело, какая палитра эмоций! Вначале – застенчивый мальчик, вызвавший у меня жалость, четверть века спустя – бесчувственный человек, к которому уже никто не сумеет найти подход. Убийца, лишивший жизни троих, который когда-то с энтузиазмом