– Послушай, я не собираюсь вмешиваться не в свое дело, – кротко проговорила Канина, – но что конкретно у тебя на уме?

Она видела сквозь деревья несущийся в их сторону вал взвихренных ледниками снега и земли, а одуряющий рев вожаков перекрывался теперь ритмичным треском ломающихся стволов. Над краем леса, так высоко, что поначалу глаз ошибочно принимал их за небо, неумолимо двигались вперед голубовато-зеленые корабли-ледники.

– Ничего, – ответил Найджел, – абсолютно ничего. Мы просто должны оказать им сопротивление, вот и все. Вот зачем мы здесь.

– Но это ничего не изменит, – возразила она.

– Для меня изменит. Если мы все равно умрем, я лучше умру так. Как герой.

– Разве это геройство – умереть подобным образом?

– Я считаю, что да, – заявил Найджел. – А когда речь заходит о смерти, есть только одно мнение, с которым человек обычно считается.

– О-о.

Два выскочивших на полянку оленя, охваченные слепой паникой, даже не заметили людей, а пулей понеслись дальше.

– Ты вовсе не обязана оставаться, – заметил Найджел. – Меня-то, видишь ли, удерживает индея.

Канина посмотрела на тыльную сторону ладоней.

– По-моему, мне тоже следует остаться. Знаешь, – добавила она чуть спустя, – я думала, что, может быть, если бы мы получше узнали друг друга…

– Господин и госпожа Голозады, ты это имела в виду? – без обиняков уточнил он.

Ее глаза расширились:

– Ну…

– И кем из них ты собиралась быть? – осведомился он.

На поляну на гребне поднятой им волны с треском влетел первый ледник. Его вершина терялась в облаке снегов.

В то же самое время со стороны Края подул горячий ветер, пригнувший к земле деревья с противоположной стороны поляны. В нем слышались голоса – раздраженные, бранчливые, – и он ворвался в облака, словно горячий утюг в воду.

Найджел с Каниной бросились наземь, в снег, который уже превратился в теплую грязь. Над головами у них прогремел раскат грома, в котором звучали крики и что-то, что сначала показалось им воплями, хотя потом, поразмыслив, они пришли к выводу, что это больше походило на ожесточенный спор. Грохот продолжался долгое время, а потом постепенно затих, удаляясь в сторону Пупа.

Полы куртки Найджела пропитались теплой водой. Он осторожно приподнялся и подтолкнул локтем Канину.

Вместе они вскарабкались по раскисшему снегу на вершину холма, пробрались через завалы из размозженных бревен и расколотых валунов и уставились на разыгрывавшуюся внизу сцену.

Ледники отступали, накрытые облаком, в котором сверкали молнии. Пейзаж теперь представлял собой сеть озер и прудов.

– Это мы их так? – спросила Канина.

– Было бы очень приятно на это надеяться, – отозвался Найджел.

– Да, но ведь это мы…

– Скорее всего, нет. Хотя кто знает? Давай-ка отыщем лошадь, – предложил он.

– Апогей, – изрек Война. – Очень похоже. Я почти уверен.

Некоторое время назад они, пошатываясь, вывалились из таверны и теперь сидели на лавочке, греясь в лучах полуденного солнца. Война даже поддался на уговоры и снял часть доспехов.

– Не знаю, – покачал головой Голод. – Не уверен.

Чума закрыл покрытые коркой глаза и прислонился спиной к теплым камням.

«По-моему, – проговорил он, – речь шла о конце света».

Война задумчиво почесал подбородок и икнул.

– Что, всего света? – переспросил он.

«Наверное».

Война еще немного подумал.

– Тогда мы, кажется, счастливо отделались, – буркнул он.

Люди возвращались в Анк-Морпорк, который отказался от облика города пустого мрамора и вновь стал самим собой – расползшимся столь же беспорядочно и красочно, как дуга блевотины перед работающей всю ночь забегаловкой Истории.

А Университет отстроили заново – или он сам себя отстроил. Или каким-то таинственным образом никогда и не был разрушен. Каждый побег плюща, каждый прогнивший оконный переплет встали на свои места. Чудесник предложил сотворить все по-новому – чтобы деревянные детали сверкали, на камнях не было ни пятнышка, – но библиотекарь на сей счет был непоколебим. Он хотел, чтобы все было как старенькое.

С рассветом начали потихоньку возвращаться волшебники. Они торопливо пробирались в свои прежние комнаты, избегая встречаться друг с другом глазами и пытаясь припомнить недавнее прошлое, которое уже становилось нереальным и начинало походить на сон.

Канина с Найджелом прибыли к завтраку и по доброте душевной подыскали для лошади Войны хорошую платную конюшню[25]. Никто иной, как Канина, настояла на том, чтобы поискать Ринсвинда в Университете. Таким образом, она первой увидела книги. Они вылетали из Башни Искусства, кружили над зданиями Университета, а затем устремлялись в дверь перевоплощенной библиотеки. Некоторые из наиболее дерзких гримуаров гонялись за ласточками или зависали над двором, точно ястребы.

Библиотекарь стоял, прислонившись к косяку, и благосклонно наблюдал за своими питомцами. При виде Канины он подвигал бровями, что для него являлось самым близким эквивалентом общепринятого приветствия.

– А где Ринсвинд? – спросила Канина.

– У-ук.

– Извини?

Орангутан, не отвечая, взял ее и Найджела за руки и, переваливаясь между ними, как мешок между двумя шестами, повел их через вымощенный брусчаткой двор к башне.

Внутри горело несколько свечей, и Найджел с Каниной увидели сидящего на табуретке Койна. Библиотекарь с поклоном препроводил их к нему, точно старый слуга в самой древней из существующих семей, и удалился.

Койн, кивнув им, заметил:

– Он видит, когда люди его не понимают. Он замечательный, правда?

– А ты кто такой? – поинтересовалась Канина.

– Койн, – представился Койн.

– Ты студент Университета?

– Думаю, мне еще многому предстоит научиться.

Найджел бродил вдоль стен, время от времени тыкая их пальцем. Должна же существовать веская причина, объясняющая, почему они не падают! Впрочем, если таковая причина и существовала, то лежала она явно не в области строительного искусства.

– Вы ищете Ринсвинда? – спросил Койн.

Канина нахмурилась:

– Как ты догадался?