офицерам погоны к плечам гвоздями[731]. Слово «золотопогонник» стало в советских кругах ругательным, а хранение старых регалий могло стать причиной ареста. Лишь в 1943 г. И.В. Сталин пошел на своеобразную символическую реставрацию знаков различия и ввел погоны.

В 1917 г. можно выделить два взаимно связанных процесса. Многие военные стремились использовать элементы гражданского платья. В разных случаях это демонстративное нарушение формы одежды могло расшифровываться по-разному. В некоторых ситуациях за этим стояло желание сохранить индивидуальность, протест против нивелирующего характера военной форме. Порой же действия такого рода были и своеобразной антимилитаристской демонстрацией. Но в то же время многие штатские стремились военизировать свой костюм, это проявилось уже во время Февраля. Эта тенденция проявлялась даже в женской моде. В районе морских баз девушки облачались в матросские форменки, а в Петрограде можно было видеть дам в сапогах-ботфортах, брюках галифе, наряженных в гимнастерки и в фуражках. Некоторые активисты заводских комитетов Кронштадта щеголяли на торжественных церемониях в матросских бескозырках, различные элементы военной формы использовали и многие красногвардейцы[732].

Полувоенные френчи и кителя становились «формой» представителей «комитетского класса» вне зависимости от их политической ориентации. Сочетание гражданской одежды и военного обмундирования становилось все более распространенным в условиях возрастающего дефицита и становилось своеобразной «формой гражданской войны» и у большевиков, и у многих их противников.

5. Революция: отражение в ономастике

По-особому процесс «символизации» революции проявился и в русской ономастике. Разумеется, переименовывались учреждения, названия которых в новой ситуации звучали «старорежимно». Так, уже 15 марта Временное правительство приняло решение о переименовании Императорской Публичной библиотеки в Национальную библиотеку. Романовский комитет стал Комитетом попечения о беспризорных детях, а Императорская Академия наук — Российской Академией наук[733].

Грандиозную топонимическую революцию большевиков предваряли первые эксперименты по уничтожению монархических названий городских улиц и площадей. Уже 3 марта Городская дума Екатеринослава постановила назвать центральную городскую площадь именем председателя Государственной Думы М.В. Родзянко, своего земляка[734].

8 марта на заседании Петроградской городской думы было предложено устранить названия улиц, звучащих монархически, и присвоить им наименования, напоминающие «о великих днях свободы». Так, Николаевскую улицу предлагалось переименовать в улицу 27 февраля, Дворцовый мост — в Мост Свободы. Предложение о переименовании Дворцового моста в Мост Свободы нашло поддержку и в Художественном совещании при комиссаре Министерства двора, которое выступило также за проведение нового конкурса проектов украшения моста. К 8 апреля городская управа составила список переименований. «Монархические» названия должны были меняться в соответствии с общей идеологией революции: Улица Братства (Михайловская), улица Обновления (Алексеевская), Набережная Свободы (Дворцовая), площадь 27 февраля (Дворцовая), Народный парк (Александровский) и др.[735].

К проектам переименований относились, разумеется, по-разному. Известный публицист В.В. Водовозов, пользовавшийся немалым авторитетом в среде радикальной интеллигенции, решительно выступил против них, он призвал «не тратить времени и денег на пустяки»[736]. Однако в сложившихся обстоятельствах далеко не все противники переименований могли открыто обнародовать свою позицию.

Волна переименований охватила и провинцию. Воронежская городская дума 24 марта рассматривала вопрос о «памятниках династии Романовых». Было доложено предложение городской управы о переименовании Романовской улицы в Костомаровскую, в честь знаменитого историка, уроженца Воронежской губернии. Однако Городская дума высказалась в пользу иного названия — улица Свободы, предпочитая название, более соответствующее политической идеологии Февраля[737]. В Кременчуге Городская дума и общественный комитет постановили именовать Екатерининскую улицу проспектом Революции (интересно, что при этом повышался статус городской магистрали), Алексеевскую — улицей Шевченко, Столыпинскую — улицей Иоллоса. В Ярославле предполагалось дать имя «бабушки русской революции» Е.К. Брешко-Брешковской общественному парку. В городе Гуляй-Поле Ярмарочная площадь была переименована в Площадь Жертв Революции. Центральные площади многих городов получили имя Площадь Свободы (Калуга, Баку и др.). Губернаторские и генерал-губернаторские резиденции, занимавшиеся во время революции различными организациями, переименовывались в Дворцы Свободы, Дома Свободы. Некоторые губернаторские дворцы, ставшие Домами Свободы, сохранили свое новое название даже на территориях, которые во время Гражданской войны контролировались белыми[738]. В Омске же Совет рабочих и военных депутатов избрал в качестве своей резиденции бывший дворец генерал-губернатора, который был переименован в Дом республики. В некоторых случаях занятые здания, как видим, лишались «монархического» статуса «дворца». Но в других случаях он сохранялся, это поднимало статус соответствующих организаций, помещавшихся в традиционных правительственных резиденциях. Само слово «дворец» ассоциировалось с центром власти. Официальные адреса некоторых Советов звучали так: «Тверь, Дворец, бюро Совета рабочих депутатов», «Город Тифлис, дворец»[739].

После Февральской революции сменили свои имена и некоторые населенные пункты. Имя недавно возникшего города Романов-на-Мурмане, официальная церемония закладки которого состоялось лишь 21 сентября 1916 г., выглядело в новых условиях явно монархическим. Приказом морского министра по Управлению Беломорско-Мурманским районом № 65 от 26 марта он был переименован в Мурманск[740].

13 апреля Министерство внутренних дел высказало предположение о возвращении городу Алексеевск наименования Суражевск, по имени того селения, на месте которого возник город — старую идеологему заменяли идеологически нейтральным названием. Однако уже 10 апреля Городская дума должна была на своем первом заседании рассмотреть вопрос о переименовании города и некоторых улиц с «монархическими» названиями. Для города было выбрано имя, соответствующее идеологии Февраля, и уже к концу месяца он получил новое имя — Свободный[741].

В апреле в Министерство юстиции поступила телеграмма из Томской губернии, адресованная министру «гражданину Керенскому». В ней сообщалось, что Сергиево-Михайловское волостное народное собрание единогласно постановило упразднить название волости, «данное в честь великого князя из ненавистного дома Романовых». Министру сообщалось: «…Собрание… решило назвать волость Вашим, лучший гражданин свободной России, именем. Да будет память о Вас, неутомимом борце за свободу униженных и оскорбленных, за землю и волю, священной не только для граждан отныне Керенской волости, но и для каждого гражданина свободной Российской демократической республики. Горячее наше спасибо Вам за все сделанное. Да здравствует на многие лета, гражданин Керенский!». Вряд ли все население волости активно поддержало данное решение. Скорее оно отражало позицию группы местных активистов. Показательно, что для них имя популярного политика превращалось в символ нового строя. Интересна и реакция самого Керенского — подобное прославление его личности не вызвало протестов с его стороны, и, более того, на телеграмме имеется его краткая резолюция: «Благодарить». Официальный же ответ от имени министра, посланный 13 апреля уже Керенскому волостному собранию, гласил: «Благодарю за приветствие и оказанное мне внимание»[742].

Имели место и неформальные переименования, Царское Село сохраняло еще в это время старое «монархическое» название, однако в разговорах его стали именовать Солдатским Селом[743].