Рима положения; но в сложившейся ситуации последнее, вероятно, воспринималось как меньшее зло, которое компенсировалось прежде всего тем, что боспорские города получали снова возможность нормального развития торговли, являвшейся всегда основой их экономической жизни.

Рим, заинтересованный в том, чтобы причерноморские города, и в первую очередь Боспор, были его военно-политическими форпостами на отдаленной периферии, помогал последнему в поддержании соответствующей военной мощи, необходимой для удержания всех обширных плодородных территорий, которые теперь, как и при Спартокидах, опять вошли в границы Боспорского государства. Но римская опека над Боспором далеко не сразу обеспечила внутреннее политическое умиротворение. После гибели Митридата VI Евпатора в течение многих десятилетий на Боспоре не прекращалась борьба за власть. Потомки Митридата и местного царя Асандра, пришлые правители Полемон и Пифодорида, призванные к власти волею римлян, — все они являлись действующими лицами почти непрерывного ряда войн и восстаний, измен и убийств, которыми, как мы видели, была заполнена вся вторая половина I в. до н. э.

Несмотря на это, Боспор постепенно вступает в период новох'о экономического подъема, за которым следует эпоха подлинного второго экономического и культурного расцвета Боспорского государства, охватывающего I — II вв. и отчасти III в. н. э. Боспор смог быстро оправиться от разрухи митридатовского времени, как только восстановилась нормальная внешняя и внутренняя торговля, снова ожили многочисленные ремесла и промыслы в боспорских городах, а в гаванях закипела погрузка и разгрузка многочисленных кораблей, смело теперь бороздивших Понт Евксинский, в значительной части очищенный от пиратов.

Как и в эпоху Спартокидов, краеугольным камнем экономики Боспора в первые века нашей эры был экспорт хлеба, рыбных и животноводческих продуктов. Потребителем боспорского хлеба являлись теперь, главным образом, малоазийские города, особенно на южном побережье Черного моря, связи с которыми приобрели отныне первостепенное значение.1 Не мал был также спрос на хлеб и другие виды провианта со стороны римских гарнизонов, расквартированных в области Понта. Вместе с тем Боспор вновь быстро стал ёмким рынком сбыта для импортных товаров, широким потоком направлявшихся из заморских центров в боспорские порты, а отсюда транзитом переправлявшиеся не только по всему Боспору, но и далеко за его рубежи. Ткани и платье, вино и оливковое масло, предметы украшения, керамическая и стеклянная посуда — все это, как приходившее извне, так и изготовленное на месте в боспорских городах, находило обеспеченный сбыт в населенных пунктах Боспора; значительное количество товаров перепродавалось соседним племенам кочевников.

Интенсивно работали местные ремесленно-промышленные производства в крупных боспорских городах, среди которых славное место попрежнему занимали Пантикапей и Фанагория. Многочисленные ремесленники, строители, живописцы, скульпторы, металлисты-ювелиры и пр. обслуживали потребности боспорского населения и, прежде всего, опять разбогатевших купцов, судохозяев, землевладельцев и варварскую знать, торговавшую хлебом.

В римский период культура Боспора интенсивно принимала сарматский, т. е. сильно варваризованный характер. Боспор, как известно, с ранних пор был тесно связан с местными племенами, составлявшими основную массу рядового земледельческого населения; в то же время верхи этих племен в известной своей части сливались с греками, образуя общий господствующий слой боспорского населения, объединенный общими экономическими и классовыми интересами. Но если на первых порах это слияние шло иод знаком политического и культурного преобладания греков, то с течением времени положение сильно изменилось. В среду жителей боспорских городов влилось столь большое количество варваров, что роль местных культурных элементов все более усиливалась, а во II—III вв. они уже определяли собою основные черты всего культурного облика Боспора.

К началу I в. н. э. в состав владений Боспора входили не только те территории, которые ему принадлежали еще в IV—III вв. до н. э., в период наивысшего подъема государства при Спартокидах, но и Херсонес, продолжавший оставаться после Митридата под протекторатом Боспора.

Херсонес после устранения Митридата не получил автономии, а перешел под власть Фарнака и вынужден был оставаться в составе Боспорского царства. Как известно, Херсонес добивался у Юлия Цезаря освобождения от боспорской опеки. Просьба была удовлетворена, но свободой Херсонесу воспользоваться не пришлось.2 Наступившие вскоре перемены в Риме в связи с убийством Цезаря не позволили Херсонесу реализовать предоставленное ему Цезарем право автономии, и Херсонес продолжал оставаться под властью Боспора в лице царя Асандра. По словам Страбона, труд которого составлялся в период правления Августа, Херсонес «с тех пор [т. е. со времени Митридата] и доныне... подчинен владыкам Боспора».3

В 25 г. до н. э. в Риме была подтверждена автономия Херсонеса (с указанного года Херсонес вел свою новую эру), но свобода и на этот раз была лишь формальной, так как одновременно, по настоянию Рима, Херсонес в целях защиты от тавро-скифов вынужден был войти в военно-оборонительный союз (συμμαχία) с Боспором. На деле такой союз приобретал форму политического протектората более сильного Боспора над своим более слабым союзником. В одной из херсонесских надписей, отмечающей заслуги некоего херсонесского гражданина, указано, что последний стоял во главе вспомогательного отряда войск, посланного в помощь царю Полемону (IPE, I3, 419). Очевидно, херсонесские ополченцы должны были участвовать в осуществлении военных походов боспорского царя Полемона I.

Со своей стороны Боспор оказывал помощь Херсонесу, что видно из херсонесской надписи, посвященной Полемону I и именующей последнего «спасителем херсонесцев» (IPE, I2, 704). Сохранившиеся отрывочно другие надписи также подтверждают зависимое положение Херсонеса. Одна из них говорит о торжественной встрече херсонесцами посла боспорской царицы Динамии (IPE, I2, 354), другая является частью посвятительной надписи на постаменте статуи боспорского царя Аспурга (1РЕ, I2, 573). Таким образом, во второй половине I в. до н. э. и в первой половине I в. н. э. Боспор обладал не только своими старыми территориями, но и распространил господство на западные районы Крыма.

О вновь обретенной Боспором силе красноречиво говорит один важный документ — надпись на каменном постаменте статуи царя Аспурга, царствовавшего с 8 по 38 г. н. э. (ΙΡΕ, 11, 36). Статуя была воздвигнута «начальником острова», т. е. правителем одного из крупных владений Боспора, на азиатской стороне. В надписи Аспург именуется «великим царем» в соответствии с понтийско-иранской традицией, унаследованной от Фарнака, который впервые на своих монетах чеканенных на Боспоре, поместил пышный титул: «великий царь царей». Вместе с тем Аспург в надписи назван «другом кесаря и другом римлян» (φιλόκαισαρ καί φιλορώμαιος). В официальную титулатуру боспорских царей со времени Асандра была включена эта формула, выражающая политическую зависимость боспорских правителей от Рима, начавшуюся, собственно, еще с Фарнака.4 Следует, однако, помнить, что степень этой зависимости была не во все периоды одинаковой и во всяком случае она почти никогда