Мабель подняла руки в умоляющем жесте. При свете факелов, расставленных на некотором отдалении друг от друга, на нее с изумлением взирали солдаты.

– Ну, и чего же ты хочешь? – спросил Мальтруа.

– Сущий пустяк: пропустите меня во Двор чудес. Что вам от этого будет? Одной женщиной больше или меньше в той резне, что сейчас начнется.

Мальтруа покачал головой и подал лучникам знак сомкнуть ряды. Мабель заметила этот знак и маневр солдат. Надсадный хрип вырвался из ее горла.

– Так вы тоже надо мной не сжалитесь? Вот что, мой достойный сеньор: я скажу вам всю правду. Представьте, что в этом Дворе чудес находитесь вы. Представьте, что именно вам уготовлены эти фашины, на которых вас сожгут, а эти солдаты только и ждут возможности вас убить. Представьте, что ваша мать захотела увидеть вас в последний раз перед тем, как вы умрете…

Мальтруа вздрогнул.

– Вижу, вы меня понимаете, – проговорила Мабель, с трудом сдерживая рыдания. – Я – мать, мой дорогой сеньор. И там – мой сын. Знаете, я его и видела-то всего два раза с той далекой поры, когда он был шестилетним мальчуганом, и всю жизнь об этом сожалела, все глаза выплакала. Да ведь и не о высочайшей милости я вас прошу: мне всего-то и нужно, что пойти умереть рядом с сыном. Сжальтесь надо мной, монсеньор…

– Как зовут твоего сына? – спросил растроганный Мальтруа.

– Буридан, – отвечала Мабель.

Едва она произнесла это имя, глухо повторенное лучниками, как поняла, что только что закрыла себе дорогу, и прокляла себя за то, что не назвала какое-нибудь другое.

– Лучники! – прокричал Мальтруа. – Уберите отсюда эту женщину!

Пятеро или шестеро солдат набросились на Мабель, спеша выполнить приказ.

– Будь ты проклят! – возопила Мабель. – Чтоб ты пал одним из первых в этом бою против Двора чудес!

Мальтруа побледнел и собирался отдать новый приказ, но, подгоняемая ударами пик, передаваемая, словно мяч, от солдата к солдату, Мабель была уже далеко.

Она удалилась и какое-то время, мрачная, брела куда глаза глядят, неразборчиво бормоча то мольбы, то проклятья. Вдруг она заметила, что находится на улице Фруадмантель, прямо напротив старого особняка д’Онэ, и остановилась.

– Именно здесь, – пробормотала она, – я заговорила с ним в первый раз. Именно здесь он сказал мне, что его зовут Жан. Несчастная! Как я могла не узнать сына? Как могла произнести те проклятые слова, что должны были заманить его в логово Маргариты?

Она закрыла лицо руками и зарыдала.

Вдруг она уловила чьи-то легкие, крадущиеся шаги. Она открыла глаза и в десяти шагах от себя заметила быстро приближающуюся девушку.

– Жуана! – глухо промолвила Мабель. – Куда спешит она в этот час, по какому гнусному делу своей хозяйки?

В том умонастроении, в котором пребывала Мабель, вынашивавшая планы мести Маргарите, внезапное появление Жуаны доставило ей необъяснимое удовольствие. Она думала уже о том, чтобы нанести удар не только по королеве, но и по тем, кто был ей беззаветно предан, то есть по Страгильдо и Жуане.

Когда ни о чем не подозревающая девчушка поравнялась с ней, Мабель схватила служанку за оба запястья и резко дернула в сторону.

– А вот и наша малышка Жуана, – проговорила Мабель со злобной ухмылкой. – Куда направляешься? Какого беднягу собираешься затащить в сети этой развратницы?

– Ох! – выдохнула Жуана. – Как вы меня напугали! Никогда вас такой не видела. Отпустите. У меня важное поручение, которое не терпит ни малейшей задержки.

– Поручение от королевы, не так ли? – произнесла Мабель с той же ироничной интонацией.

– Разумеется, – сказала Жуана, уже немного придя в себя. – Разве не ей мы обе служим? Разве вы сами не доставляли сотни раз ее письма? Будь вы сейчас в Лувре, она, полагаю, доверила бы эту миссию именно вам, а не мне.

– Что ж, давай письмо – я отнесу, – вновь ухмыльнулась Мабель, не думая ни о чем другом, как о том, что она может сорвать какой-то план королевы.

– Не могу, – сказала Жуана. – Пропустите.

Мабель еще сильнее сжала руки девчушки и прохрипела:

– Я тоже просила, умоляла, чтобы меня пропустили, но меня отовсюду гнали. Теперь мой черед сказать тебе: «Ты не пройдешь».

– Да вы сошли с ума! Говорю же вам: дело срочное, так что, если королева узнает, что вы меня задержали, вы об этом горько пожалеете. О! Вы делаете мне больно! Отпустите!

– Письмо! Оно мне нужно!

– Получите его, только если убьете меня.

– До чего ж мы смелые! Послушай, Жуана, или ты отдашь мне его по доброй воле, или отправишься на тот свет вместе со своей проклятой хозяйкой, как все те бедняги, что имели неосторожность приблизиться к этой бесстыднице в Нельской башне.

Жуана вскрикнула от ужаса и быстро огляделась: улица была пустынна. Казалось, некая неистовая ярость овладела Мабель. Лицо ее пылало. Ее охватила какая-то истерия, но то была истерия убийства. Раз уж ее сыну предстояло умереть, в этом измученном долгими годами страданий и ненависти сердце не осталось больше ничего, кроме животных инстинктов. Она отпустила одно из запястий Жуаны и освободившейся рукой потянулась за кинжалом, который, подобно многим в то время знатным дамам, носила на поясе.

– Вы действительно меня убьете? – обезумев от страха, пролепетала Жуана.

Не говоря ни слова, Мабель замахнулась.

Еще мгновение – и кинжал вонзился бы в грудь девушки, но в это момент Жуана поспешно запустила руку себе под плащ, вытащила два бумажных свертка, один завернутый в другой, и протянула Мабель.

Женщина в черном завладела бумагами. Воспользовавшись ослабленной хваткой, Жуана высвободилась и, словно лань, преследуемая сворой собак, стремительно бросилась прочь.

Оторопев от столь неожиданной прыти, Мабель, с бумагами в руке, не сводила с девчушки глаз до тех пор, пока та не скрылась за углом одного из домов в конце улицы.

– Нужно было убить ее! – пробормотала мать Буридана. – Они все должны умереть.

Мельком взглянув на сверток, Мабель вздохнула:

– Вероятно, письмо к какому-нибудь бедняге. Сегодня, по крайней мере, он не умрет.

И, с тем мрачным безразличием, которое она испытывала теперь ко всему, что не касалось ее сына, Мабель выпустила листы пергамента из рук и медленно побрела дальше.

Вдруг, охваченная некой внезапной идеей, она быстро вернулась назад.

– Нужно узнать имя этого несчастного – может, получится еще отвратить от него смерть! Может, мне, которая доставила десятки подобных губительных писем, удастся хотя бы предупредить этого незнакомца об ожидающей его ловушке!

Она наклонилась и подобрала брошенные бумаги. Развернула ту, что служила конвертом другой, и тотчас же взгляд ее упал на королевскую печать и подпись: «Людовик, король».