на окраине цирк-тауна, подальше от главного входа, Вит провожал взглядом удаляющуюся Риону и вспоминал брошенные ему слова Мануэля о том, что он не ждет удачного момента, он создает его сам. Воздушный гимнаст был прав. Сколько времени уже прошло с тех пор, как Вит присоединился к «Колизиону»? Много! Слишком много! А чего он за это время добился? Ровным счетом ничего. Он занял пассивную позицию и терпеливо выжидал, когда Риона смягчится. Хотел был деликатным, не решался давить. И в итоге превратился в бесхребетного мямлю, и эта новая, прежде незнакомая сторона себя у него самого вызывала презрение. Хватит ждать! Сколько времени есть у них в запасе, прежде чем его отзовут или цирк схлопочет полное удаление? А судя по тому, как развивались в последнее время события, это очень даже возможно. Пора действовать!

«Завтра», – пообещал себе Вит.

Завтра он начнет действовать. Завтра возьмет все в свои руки. Завтра откроет новую страницу их с Рионой отношений и начнет писать их новую историю.

Завтра.

А сегодня он должен исполнить свой долг.

Хотя исполнять его становилось все труднее. Не потому, что усложнялись задания; нет, они оставались прежними. Труднее становилось морально. Он не знал, для чего делает требуемое, но внутри все больше крепло ощущение, что он предает «Колизион». Может, пора уже все оборвать? Ну что они с ним сделают, в самом-то деле?

Вит оглядел опустевший цирк, а потом стадион вокруг. Никого.

Обычно они сами за ним приходили. На этот раз будет так же – или ему лучше выйти за пределы цирка?

Ответ на этот вопрос появился, когда из вечерней темноты прямо перед Витом выскользнула темная фигура в мужском осеннем полупальто и кожаных перчатках неожиданно рыжего цвета. От нее, как всегда, веяло сыростью и угрозой, и в ее присутствии Вит особенно остро ощущал шаткость своей позиции.

– Ну, докладывай, – скомандовал мужчина, лицо которого скрывали ночные тени.

Вит засунул руки в карманы куртки и, чуть покачиваясь с носка на пятку, молчал.

– Проблемы? – осведомился мужчина.

– Я думаю, что сполна все отработал, – сказал Вит.

– Ты думаешь, – медленно повторил его собеседник. – Что ж, возможно, тебе не стоит этого делать. Возможно, тебе стоит напомнить о том, как ты тут оказался. И на каких условиях. Возможно, ты также припомнишь, что у нашего договора не было срока действия. До той поры, пока ты тут, ты исполняешь свою часть договора.

Вит не ответил.

– Что, тебе нужен стимул? Это можно устроить. Например, забрать дар, ставший твоим пропуском сюда. – Мужчина помолчал, словно оценивая реакцию Вита, а потом добавил: – Или девушку.

Вит очень постарался ничем не выдать своих эмоций, но, видимо, у него не получилось.

– Да, думаю, девушку, – смакуя каждое слово, повторил мужчина без лица, и рыжие перчатки потерлись друг о друга.

И Вит заговорил.

Когда он закончил, собеседник молча развернулся и пошел прочь.

– Подождите, – окликнул его Вит. – Риону не трогайте.

– Тебе не помешает урок, – ответил мужчина, не оборачиваясь и не останавливаясь. – Тогда, возможно, ты будешь меньше думать. И лучше помнить все условия нашего соглашения.

– Не надо! Я все понял!

Мужчина без лица не ответил и вскоре растворился в ночи.

Глава 18

Кристину переполняли эмоции, все вокруг вызывало трепет. Вот отделение почтамта на углу, с синим почтовым ящиком, ободранным сбоку. Вот киоск с молочной продукцией, где она так часто покупала творог и йогурты. Вот баннер с ненавистной рекламой турагентства и пальм, дразнящих незнакомым вкусом недосягаемой жизни. Вот яма в асфальте возле бордюра. Знакомые мелочи, на которые Кристина никогда не обращала внимания или же раздражалась, замечая их, сейчас превратились в памятные, дорогие ее сердцу детали.

Когда впереди наконец появилась знакомая старая панельная пятиэтажка, сердце зачастило с невероятной скоростью, а ноги будто стали чужими – каждый шаг давался с трудом.

Родные окна на первом этаже, кружевной тюль на кухне, плотные портьеры в зале и легкие шторы в ее с Кирюшей спальне.

Кристина встала рядом с окном и прислонилась плечом к стене; ей нужно было набраться решимости и сил, чтобы заглянуть в квартиру. Она этого отчаянно хотела и в то же время боялась. Боялась, что у нее случится нервный срыв и начнется такая истерика, которую будет уже не остановить. Но больше всего боялась, что после этого уже никогда больше не сможет смириться с жизнью в «Колизионе».

Так Кристина и застыла под окнами, в шаге от заветного окна, – но могла бы с тем же успехом находиться и в соседнем городе. В горле стоял ком, к глазам подкатывали слезы. А где-то в самой глубине насмешливый голос глумился над ее эмоциональностью и трусостью. «Пришла и растаяла! – издевательски нашептывал он. – А еще думала устраивать с фамильяром схватку! Собиралась силой вытрясти из нее ответы! Да уж, беспомощно пореветь – вот и все, на что ты способна! Бесполезная, никчемная размазня!»

Ни один обидчик не сможет задеть так сильно, ни один обвинитель не сумеет обличить так больно, как собственный внутренний голос, задавшийся целью показать тебе все твои неприглядные стороны, – ведь ни один обидчик и обвинитель не понимает тебя так хорошо, как ты сам. Ты и только ты лучше других знаешь все свои слабости и все свои больные места. Ты точно знаешь, куда бить точнее и больнее всего.

Мерзкий внутренний голос нашептывал чертовски неприятные вещи, от которых коробило, словно по коже проводили наждачкой. Но он был прав, и именно от этого было хуже всего.

Кристина никогда не была из тех людей, кого мотивировала жесткость, она всегда лучше реагировала на поощрение и одобрение. И все же чего не отнять у жесткого подхода – так это его действенности. Вот и сейчас издевательский внутренний голос сумел подавить бурю эмоций, перенаправив ее из истерики в злость.

Какого черта она стоит и трясется, не решаясь даже заглянуть в окна своего дома? Бывшего дома, но не суть… Чего она боится? Худшее уже случилось, она уже потеряла все, когда фамильяр вытеснила ее из прежней жизни! Неужели она сейчас трусливо подожмет хвост, развернется и уйдет? Ну уж нет, она не доставит этой лже-Кристине еще и такое удовольствие!

Кристина решительно оторвала себя от стены и заглянула в окна кухни. От напряжения перед глазами плавали расплывчатые пятна, и она не сразу увидела, что кухня пуста. На столе стояла тарелка, на плите что-то варилось в кастрюльке на