горячие головы, упрекавшие штаб в медлительности и излишней осторожности. Чтобы выбрать направление движения, командованию требовалось убедиться в серьёзности полученных сведений. Поэтому на разведку в станицу Егорлыкскую отправили разъезд во главе с полковником Барцевичем.

Ещё больше удаляясь от железной дороги, 12 (25) апреля, преодолев 28 вёрст, около 18 часов армия перешла в гостеприимную станицу Успенскую и обеспечила свою безопасность заслонами у Дмитриевской и Расшеватской. По настоятельной просьбе кубанского атамана и правительства создавался отряд, способный стать ядром восстания лабинцев. Для этого в распоряжение генерала Покровского штаб армии передал 4 сотни кубанцев и черкесов. Отряд сосредоточился в станице Расшеватской, ожидая окончательного решения плана дальнейших операций.

В направлении Новолокинской выдвинулся кавалерийский отряд под командованием генерала Эрдели и пластунский батальон полковника Улагая. По данным разведки, в Новолокинской находился штаб местных революционных частей и склад боеприпасов.

В 14 часов 13 (26) апреля в распоряжение генерала Эрдели штаб армии отправил часть корниловцев в 160 штыков под командованием капитана Скоблина, две роты 1-го батальона и одну 2-го. В 20 часов отряд прибыл к месту назначения, но штурм отложили, и утром 14 (27) апреля корниловцы вернулись в Успенскую.

Вечером того же дня капитан Скоблин получил приказ вновь идти с отрядом к Новолокинской, куда он и подошёл к 23 часам. Генерал Эрдели приказал в 2 часа ночи атаковать высоты у Допятовского хутора. Правее корниловцев должна была действовать кавалерия, а пластуны назначались в резерв. Однако атака началась только в 3 часа. «Пользуясь темнотой, корниловцы подошли к противнику почти на 50 шагов и, несмотря на ураганный ружейный и пулемётный огонь, ворвались в окопы и опрокинули в десять раз превосходивших их численностью красных, – вспоминал М. Н. Левитов. – Наши потери из 160 человек – 60 человек убитых и раненых»[342]. В числе раненых оказались: полковник Зазулевский, есаул Милеев и штабс-капитан Голубятников.

Заплатив дорогую цену за взятие позиции, корниловцы не обнаружили склад боеприпасов и после 20 часов отправились в Успенскую на отдых. Операция эта имела значение демонстрации, укрепив командование красных в мысли, что армия намерена пробиваться на восток. В то же время генерал Деникин намеренно избегал тревожить неприятеля в северном направлении, отправляя к магистрали Тихорецкая – Торговая только разведчиков.

Тогда же, сделав в считаные дни стремительный пробег в 200 вёрст от Ильинской до Егорлыкской и обратно в Успенскую, в приподнятом настроении вернулся полковник Барцевич. С ним пришла сотня донских казаков. Привезённая отрядом новость потрясла добровольцев – военно-политическая обстановка на Дону действительно резко изменилась, но красные угрожали залить кровью восставшие земли.

У всех на устах одно – всколыхнулся Тихий Дон! «Дон восстал, – писал А. И. Деникин. – Задонские станицы ополчились поголовно, свергли советскую власть, восстановили командование и дисциплину и ведут отчаянную борьбу с большевиками. Бьют челом Добровольческой армии, просят забыть старое и поскорее придти на помощь»[343].

Из советских газет добровольцы знали, что вся Россия признала новую власть, и лишь казачьи области, последняя пядь родной земли, ещё сопротивлялись. Ширилось восстание казаков вокруг Новочеркасска, а южные станицы были скованы войсками красных и местных большевиков.

Привезённые полковником Барцевичем сведения поставили командование армии перед выбором: идти на Дон или продолжать борьбу в Лабинском отделе Кубани. Движение на соединение с восставшими донцами давало возможность создать новую военно-политическую базу для решения общероссийских задач, а уход в предгорные районы сулил лишь продолжение партизанской войны и оторванность от внешнего мира. Командование армии приняло единодушное решение идти на Дон, того же мнения придерживался и генерал Алексеев.

Главнокомандующий пригласил кубанских правителей, обрисовал им обстановку и объявил своё решение, которое они, хотя и с грустью, но приняли, отметив при этом, что многие их земляки могут отказаться покинуть с армией пределы родной области. Однако вскоре выяснилось, что их опасения по поводу кубанцев и черкесов оказались напрасными. Узнав о решении командования идти на Дон, переданные под начало генерала Покровского сотни решили не оставлять армию.

Глава пятая

Движение на Дон

Двигаясь на север, армии предстояло в четвёртый раз пересечь железную дорогу. Генерал Деникин назначил выступление на 16 (29) апреля после полудня, с расчётом, чтобы ночью скрыть направление движения и до первых солнечных лучей завершить переход магистрали между станциями Ея и Белая Глина.

В 14 часов красные стали наседать на станицу со стороны Расшеватской. До 20 часов их сдерживали части 2-й бригады, назначенные в арьергард. Затем корниловцы и партизаны снялись с позиции и последовали за армией.

Сначала колонна пошла на северо-восток, а когда стемнело, остановилась и повернула налево. Почти всю ночь армия плутала по дорогам и по бездорожью. Проводники сбились с пути, но под утро голова колонны вышла к глухому переезду и стала переходить магистраль.

Надежды добровольцев и на этот раз при переходе полотна избежать боя оказались тщетными. Когда шедшая в авангарде 1-я бригада подошла к путям, то в темноте отчётливо слышались шум и лязг поджидавшего их на переходе бронепоезда. Однако, убедившись в появлении колонны, он без выстрела быстро ушёл, дав возможность марковцам начать переправу.

Сбив слабый заслон красных, Офицерский полк перешёл магистраль и вскоре оказался перед новой позицией неприятеля, занятой крупными силами. Атакуя её, марковцы развернули свой фронт на 45 градусов вправо.

Кавалерия и часть авангарда образовали заслоны справа и слева от переезда, и подорвали пути. И многовёрстный обоз, где было 1500 только лазаретных подвод, помчался вперёд. По две в ряд крупной рысью мчались повозки по настилу, люди истово крестились, оставив рельсы позади. Развернув цепи и выкатив на позицию орудия, добровольцы с минуты на минуту ожидали нападения, но красные почему-то медлили.

Солнце взошло уже высоко, когда от Белой Глины подошли бронепоезд и эшелоны с пехотой. Выгрузившись из вагонов, она густыми массами двинулась по полю к переезду. Но наступление местной красной гвардии велось нерешительно.

Заходя левым флангом, Офицерский полк продолжал наступать и расчистил дорогу голове колонны. Однако его правофланговая 4-я рота, едва перейдя пути, оказалась под ударом и с фронта и с тыла, где её поливали свинцом пулемёты подошедшего на 400 шагов бронепоезда. К тому же перед фронтом полка заговорила вражеская батарея. Красные пытались загнать добровольцев в мешок. Но подполковник Миончинский под огнём хладнокровно развернул одно из своих орудий и несколькими выстрелами обратил бронепоезд в бегство.

После нескольких удачных выстрелов 1-й батареи волны пехоты тоже отхлынули. На фронте марковцев тоже наступил перелом – красные стали отходить к Горькой Балке. В разгар боя один из выпущенных с бронепоезда снарядов попал в ложбину, где пасся табун лошадей. Испуганные кони выскочили на возвышенность, и красные засыпали их снарядами, приняв табун за кавалерию. В итоге табун прибился к добровольческим цепям,