– Мы? – изумилась Лютава.

– Вы ведь у меня – лесные детки. – Темяна была уже полной, неповоротливой старухой с морщинистым лицом, но ее голубые глаза смотрели по-молодому ясно и проницательно. – Все молодые-неженатые дух леса в себе несут и живут, как звери лесные – от родительской семьи оторваны, своей еще нет, и не привязаны они ни к чему, будто дивии люди. Как оженятся – примут в себя дух дома и рода. И вам обоим давно пора из леса в дом возвращаться, а вы не хотите. Не хотите друг друга потерять и с силой Велесовой расстаться. Силу терять жалко. Не каждый это стерпит.

– Но чем я виновата?! – с огорчением воскликнула Лютава. – Ты же знаешь, я…

– Знаю! – махнула рукой Темяна. – Пока тебе твой дух мужа не даст, ты из леса уйти не можешь, а брат тебя здесь одну покинуть не может. Я последний год другого виноватого ищу, да не найду никак. И Велетур ищет. Но молчат наши духи. Не знают они, кто бездне служит. Знать, его помощник посильнее будет, раз умеет от нас следы прятать.

– Мы найдем, – упрямо пообещала Лютава. – Она хотела убить Люта.

– Вы найдете! – Бабка снова потрепала ее по голове. – Волки вы мои…

И Лютава отправилась к землянкам бойников. Невольно ускоряла шаг, подгоняемая весьма неприятной мыслью.

Ведь те нави явились с окровавленными ртами, напоенные кровью жертвы. Дрозд… Так неужели голову бедолаге отрезали те самые руки, что столько лет вращали жернов в избе Замили?

По пути Лютава старалась обдумать свое открытие, вспоминала все, что ей было известно о молочной сестре Хвалиса. Будучи его ровесницей, та года три назад вышла замуж за молодого бортника, но быстро овдовела, еще какое-то время прожила в лесу, управляясь с хозяйство свекра, потом все-таки вернулась к прежней госпоже, Замиле, и теперь терлась среди княжьей челяди. На глаза она особенно не лезла, выполняла всякие работы, всем низко кланялась, всегда старалась угодить, не избегала мужского общества и даже пользовалась известным успехом благодаря своей гибкой фигуре и всегда широкой улыбке, которую лишь немного портил выступающий, как клык, слишком белый верхний зуб. Но что эта желтоглазая шепталка способна на такое сильное колдовство – не знали ни Лютава, ни Лютомер, ни кто-либо другой.

– Она никогда не делала ничего такого! – воскликнула Лютава, пересказав брату добытые сведения. – Никогда! Я бы знала!

– Да, не делала, – согласился Лютомер. Он тоже был удивлен и будто старался припомнить что-то ускользающее. – Но это ведь не значит, что она не может. Если бы я, скажем, никогда на людях не брал в руку меч, никто и не знал бы, что я умею им пользоваться. А я упражнялся бы себе в лесу и скоро стал бы сильнее всех. И все узнали бы об этом, когда их головы полетели бы с плеч… – Он осекся, тоже вспомнив тело Дрозда. – То есть когда уже стало бы поздно. А она разве мало ходит по лесам?

– Ходит. – Лютава кивнула. – Сколько раз я на нее натыкалась: мол, то травы собирать, то свекра проведать… Кто же ее научил-то? Неужели сам Просим?

Сам старый свекр Галицы тоже считался знахарем. По дряхлости лет тяжелое ремесло бортника стало ему не по силам, лазить по высоким деревьям он уже не мог и оставил работу сыновьям, а сам только выискивал места для новых бортей, давал советы и привозил князю собранный мед – бортные угодья принадлежали Вершине. Мелкий, сухой, въедливый старикашка привозил так много меда, что за ним угнаться никто не мог, и говорили, что он знает какие-то особые «пчелиные слова». А теперь выходило, что не только бортями он занимается и не только «пчелиные слова» знает…

А то, что Галица может больше, чем говорит, Лютава заподозрила уже некоторое время назад. Ее попытку приворожить Далянку к Хвалису она не оставила бы без последствий, если бы не приезд княжича Доброслава, который сначала отвлек ее от прочих забот, а потом и вовсе похитил их с Молинкой. Тогда ей, конечно, стало не до Галицы. И в тот день, когда она гналась за Хвалисом по лесу, как волчица за олененком, – на кого она наткнулась? На Галицу. Но когда Хвалис исчез из Ратиславля, разбирать вину Галицы стало не нужно, да и не хотелось лишний раз связываться с ее хозяйкой. Замиля целыми днями причитала по сыну, князь ходил хмурый и неразговорчивый. И Лютава махнула рукой, подумав, что без Хвалиса и Галица им не опасна. Выходит, зря она так подумала?

– Может, она тоже… духом-покровителем обзавелась? – только и смогла предположить Лютава, зная, что человек в Нави ничего не может, если ему не помогают тамошние жители. – Но откуда у нее покровитель?

– Дух любого может выбрать. И может быть, он у нее давно. Просто мы не знали.

– Но кто ж ее посвящал, обучал, помогал? Не Темяна же! Опять Просим?

И снова они могли лишь в недоумении смотреть друг на друга. Обойтись без помощи старших волхвов можно, только если сильный дух сам выберет себе человека и сам скажет ему об этом. Но тот, не обученный и не защищенный, станет не хозяином, а рабом этого духа.

– Значит, время пришло меч из ножен вынуть, ты это имеешь в виду? – тихо спросила Лютава. – Для них?

– Похоже на то. Но ты подумай, а кому это нужно? Допустим, я бы сейчас умер. Хвалиса-то нет. Так что оно выгодно Любовиде.

Хвалис родился от чужеземной пленницы и находился в бегах, а следующими после них по годам были сыновья Любовиды: Бороня и Славята. Но каким образом привязать Любовиду к хазарскому поясу Хвалиса, они не могли придумать.

– А вы про месть забыли, – вставил Хортомил. Старшие из бойников сидели рядом на земле, слушая взволнованный рассказ Лютавы. Уже совсем стемнело, из вышины глядели ясные звезды. – Она, хвалиска-то, пес ее мать, зла на вас, как тыща леших, что из-за вас ее сыночка из дома прогнали. Вот и того…

– Месть! – воскликнула Лютава. – Галица, то есть ее мать, родом из Ильгана…

Дальше можно было не объяснять: все здесь знали, что тридцать лет назад покойный князь Бранемер разорил Ильган и повывел тамошнюю голядь. И вот теперь росток, выросший из того старого, забытого в сырой земле корня, принес плоды мести.

– Вот они с Замилей и сошлись, – медленно проговорил Лютомер. – Замиля нас из-за Хвалиса ненавидит, а Галица – за Ильган. Одна пояс дала, другая чары наложила. Вот и прислали, – он кивнул на пояс, – чтоб или ты, или я, а кто-нибудь да укололся.

– Убью змеищу! – возмутилась Лютава. – Но вот не пойму: у них в голове что, солома? Все же на глазах произошло – если бы и ты укололся, все бы сразу поняли, что все из-за пояса!

– Тогда им и бояться меня было бы уже нечего.

– А мы? – возмущенно воскликнули хором три старших бойника.

– А я? – одновременно воскликнула Лютава.

– Ты бы на иглу напоролась, когда пояс с меня бы снимала, – усмехнулся Лютомер. – Но чего гадать: пойдем завтра да у нее самой спросим.

– У Галицы? Да найдем ли мы ее? – Лютава подняла брови.

При всем ее пренебрежительном отношении к Галице она не считала желтоглазую такой дурой, чтобы после содеянного сидеть дома сложа руки.