– Положи сюда, – велел Лютомер парню, указывая наземь, и тот опустил пояс на утоптанную землю перед избушкой.

Напуганный их серьезными лицами, юный бойник даже не задавал вопросов, а только переводил взгляд с брата на сестру. Смущало уже то, что его привели сюда: если кому из «волков» случалось захворать, Темяна или Лютава сами приходили к ним.

На сестру Лютомер бросил только взгляд, и она сама поняла: эту вещь трогать не надо.

– Так вот что там было, – пробормотала она. – Хвалисов пояс.

Луч солнца упал на поляну, позолоченные бляшки на ремне заманчиво заблестели, словно упрекая, что такую красоту бросили на сырую лесную землю и никому-то нет до нее дела.

Лютава принесла кочергу и перевернула пояс, точно змею, которую вроде бы убили, но вдруг еще укусит? Встав на колени, она наклонилась и вгляделась. Под самую пряжку оказался вставлен короткий обломок железной иглы – таким образом, что при попытке засунуть пальцы за пояс, как часто делают мужчины, она непременно впилась бы в них. Кончик лишь чуть торчал: при невнимательном осмотре его легко было не заметить.

Резкий запах бездны уже рассеялся, но облачко злой ворожбы еще висело над поясом. Игла была заговорена на кровь, и проклятие высвобождалось при соприкосновении с кровью.

– Кто это сделал? – шепнула Лютава.

У нее похолодело внутри, и во всем теле поселилась мерзкая, противная дрожь – следы прикосновения к силе бездны. Кто в Ратиславле оказался способен сотворить этакую пакость, у кого хватило сил и умений на чары, убивающие одним прикосновением к крови жертвы?

Враг у них был один – Замиля. И пояс взят из ее укладки. Но прислан столько же от князя, сколько от нее! И возникало сразу два вопроса: каким образом он был зачарован и каково участие в этом замысле князя Вершины? Любая женщина немного разбирается в лечебных травах, знает простейшие заговоры. Но Замиля не знала даже этого, где уж ей наложить такие сильные и сложные чары! Значит, кто-то ей помог? Но кто?

Брат и сестра одновременно обернулись и посмотрели на открытую дверь избушки, где бабка Темяна делала Плакуну примочку из отвара калиновой коры. Заподозрить ее было невозможно, но кроме бабки, Росоманы из Гореничей да старика Велетура волхвов в волости не было. Да еще они двое.

Вот разве что Галица… Но, подумав о ней, Лютава сама усомнилась в своей догадке. Она помнила, как в конце весны Галица пыталась приворожить Далянку к Хвалису; про нее и раньше было известно, что она балуется присушкой-отсушкой, за что неоднократно бывала бита, особенно бабами, хотя всегда отпиралась, клялась, что ничего такого не делает, и требовала возмещения за напрасные побои. Князь, однако, такие дела в ее пользу не решал, подозревая, что дыма без огня не бывает. Но присушить девку – это одно, а убить через каплю крови – совсем другое дело…

– Ревелка, – сказала Лютава. – Попробую ревелку на него напустить, может, скажет.

– Попробуй, – кивнул Лютомер. – А если не скажется, тогда уж…

Начало жатвы пришлось на жаркое время: зной томил весь день, а ночью сменялся духотой. Белые облака неподвижно стояли в небе, будто и им было лень двигаться, а может, загляделись в прохладную глубь Угры и мечтали спуститься к своим отражениям. Каждое дерево, каждая травка достигла наипышнейшего своего расцвета, изо всех сил торопилась жить, красоваться зеленью, пить солнечные лучи. Сама земля спешила напитаться теплом, сделать запас жизненных сил, чтобы выдержать грядущую зиму.

Вот начало темнеть; облака оделись серо-дымчатым цветом, и сквозь них еще струилось жидким золотом садящееся солнце. Лютава вышла из избушки – в одной сорочке, с распущенными волосами, держа под мышкой свернутую новую сорочку. В берестяном коробке на поясе у нее лежал мешочек с корнем под названием Волотова голова. Три года назад они с Лютомером вместе на Купалу искали и ловили эту траву, которая нипочем не желает даваться человеку в руки, но зато поймавший ее получает власть над множеством мелких духов, лесных, водяных и полевых. Еще у нее был с собой горшок молока, за которым она днем сбегала к Мешковичам, и два пирога из новой муки – от них же. У них с бабкой сейчас оставалось лишь немного жесткого хлеба из ржаной старой муки пополам с белокрылкой, а этим мало кого прельстишь.

Траву ревелку долго искать не приходилось: все старые лядины, которых в давно освоенном месте имелось множество, будучи брошены, немедленно зарастали ревелкой, и лишь потом там потихоньку поднимался новый лес. На пожарищах она тоже вырастает первой, потому ее еще называют горевик-трава. Лютава опять пошла в сторону Мешковичей и вскоре оказалась на поле, брошенном ими прошлой осенью – теперь оно было сплошь покрыто густыми зарослями розовых метелок на стеблях с длинными тонкими листиками. Ближе к осени сюда придут женщины во главе с бабкой Шварусой, будут собирать белый пух, чтобы заново набить свалявшиеся за год тюфяки и подушки. В недавние голодные годы ревелку выкапывали и подмешивали в хлеб растертые сладковатые корни. А листья в эту пору, когда самый цвет, собирают, скручивают, засушивают, потом запаривают и пьют отвар. Бабка Темяна любила смешивать ревелку со зверобоем и листьями смородины и лечила этим «троесильным» напитком все болезни. Лютава сама на нем выросла, но сейчас ей нужны были совсем иные свойства травы ревелки.

Выбрав самые пышные и густые кусты, она положила рядом расправленную сорочку, вылила под корни кринку молока, разломила на мелкие части и разбросала пироги. Потом закрыла лицо руками и позвала:

– Берегини ходили, травы-зелья родили, Перуница поливала, нам на помощь давала! Травушка Ревелушка, красная девица! Не я тебя сажала, не я поливала: растила тебя мать сыра земля, дождичком поливала, солнышком ясным согревала. Ты пирожка покушай да слова моего послушай. Шла я к тебе по вечерней заре, по медвяной росе, по узкой тропе, по зеленой траве! Так и ты приди: встань передо мной, Ревелка, как я перед тобой стою!

Она убрала руки от лица, но продолжала смотреть в Навь. И увидела среди розовых метелок человеческое лицо: в зарослях появилась девушка ростом с саму Лютаву, одетая в ту сорочку, что она принесла. Только кожа у нее была совершенно зеленая, как трава, а вместо волос густо росли стебли, покрытые мелкими розовыми цветами, поэтому было сразу непонятно, где кончается девушка и начинаются кусты.

– Здравствуй, волчья сестра! – низким грубым голосом сказала душа травы ревелки. – Спасибо за угощенье. Что тебе нужно?

– Услуги мне от тебя нужно. Пойдем со мной.

– Хорошо. – Ревелка сорвала ближайшую цветочную метелку и протянула Лютаве.

Лютава взяла ее, потом протянула руки к деве Ревелке и глубоко-глубоко вдохнула. И берегиня втянулась в ее грудь вместе с воздухом. Со стеблем в руке Лютава пошла по своему следу обратно, но теперь она стала иным существом. Точнее, в ней стало как бы две души: своя и чужая. Она несла в груди вилу Ревелку, будто белку за пазухой.

В избушке Темяны, кроме самой хозяйки, был еще Плакун, уложенный на лавку. Парень будто онемел: кроме пальца, у него ничего не болело, но в лице отражалось все более сильное недоумение, а тело все крепче сковывала слабость. У него начинался жар, он постоянно потел. Лютомер ушел к стае – его присутствие могло бы отпугнуть берегиню, но сестра обещала потом прийти к нему рассказать, удалось ли чего-то добиться.