– Конечно, слышал. Роториум, он же роторный центр, древняя энергетическая станция, которую только сейчас решили запустить, не советуясь с Темной гильдией. Ты так и будешь молчать?

Выждав пару секунд, он продолжил:

– Так вот, знай. Роториум погубит столицу. Есть заговор. Есть хитрый и масштабный план. Запуск роторов станет самым ужасным событием в Вантале за последние триста лет. Уже есть средства, чтобы в одночасье перекинуть с другого конца мира огромную армию. Столицы не станет, а ее жители погибнут страшной смертью. И Великой Академии, как ты понимаешь, тоже не станет! Будет хаос, будет голод, безвластие и череда страшных войн. Все просчитано, план почти идеален. Скажешь, тебе это все равно?

Лисин продолжал упрямо молчать, только губы сжались плотнее. Он терял терпение.

– А знаешь, зачем я тебе это рассказываю, наемник? А затем, что теперь мы связаны этой тайной, как цепью! За мной охотились именно потому, что я знаю про заговор. Теперь и ты о нем знаешь. Тебе не удастся скрыть это от ведунов, они видят нас насквозь. Тебя ждет та же судьба, что и меня. В лучшем случае – это смерть.

Лисин резко обернулся:

– Ну, ты все сказал?

– Нет, не все. – Ашоли сверлил его глазами. – У тебя теперь только один способ спасти свою жизнь – бежать отсюда со всех ног. Но сначала отпустить меня, потому что я тебя покрывать не стану, если попаду к темным.

Лисин молчал, презрительно разглядывая Ашоли. Тот вдруг взбесился:

– Ну, что ты пялишься на меня?! Чертов кретин, разве ты не понял? К тебе приближается смерть! К нам обоим приближается смерть, а мы сидим и ждем ее! Развяжи мне руки, я дам тебе деньги, ты будешь жить в достатке и безопасности! Неужели этого мало?

Лисин холодно усмехнулся:

– Ты даже себе не смог устроить безопасность, чудик. Зачем тогда другим обещаешь?

– Да я!.. – Пленник вдруг осекся – в руке у Лисина появился новый камешек, на этот раз довольно увесистый.

– Больше ни звука. А то устрою тебе такую овуляцию напоследок, что… – Он снова усмехнулся и отбросил камень.

Ашоли замолчал, порывисто дыша. Глаза его бегали, на лице проступили красные пятна. И вдруг он застыл, увидев что-то за спиной Лисина. Губы его задрожали.

Сержант осторожно, не теряя бдительности, обернулся. В десяти шагах от него между камнями неслышно гарцевали на взмыленных крилах два всадника. Оба – гурцоры, с оружием, в традиционных масках. Несколько секунд им понадобилось, чтобы осмотреться и убедиться в отсутствии нежелательных сюрпризов. Затем один из них махнул кому-то рукой.

Из-за скалы медленно выкатился самоход на огромных, в человеческий рост, колесах. Он двигался почти бесшумно, слышен был только шорох сухой глины под колесами. В кабине, напоминающей по форме старинный утюг, распахнулся люк.

Оба гурцора спешились и помогли выбраться из кабины третьему – очень высокому и богато одетому, в маске, украшенной тонкими серебряными узорами.

Ашоли за спиной Лисина сдавленно всхлипнул.

Но высокий гурцор подошел почему-то сначала к Лисину и застыл, внимательно разглядывая его.

– Поразительно, – сказал он наконец и, приподняв маску, чуть склонился над сержантом, словно над букашкой, которую хочется изучить получше.

Лисина словно парализовало. Он смотрел в неподвижное лицо, будто бы сделанное из черной смолы, и целый ураган леденящих чувств и ассоциаций проносился в его душе. Два узких темных глаза были окнами в какой-то совсем другой мир, где правили боль и страдания, где в мировых пожарах гибли миллионы неповинных существ, где не было места надежде и справедливости.

Он, кажется, начинал понимать отчаяние своего пленника.

– Ты, кажется, чем-то обеспокоен? – с едва уловимой усмешкой спросил гурцор.

– Ну… как бы да… – Голос сержанта стал неприятно хриплым и неуверенным. – Пятерых мертвецов там оставил.

– Это немного. В твоей гильдии знают, где ты и с кем?

– У меня нет никакой гильдии. Я сам по себе.

– В самом деле? – Гурцор, казалось, был немало удивлен. – Это хорошо. Это очень хорошо. Никто не должен знать про нашу встречу. Я даже готов доплатить за это. Хотя ты же и сам все понял?

– Да уж понял… – Лисин не выдержал и опустил глаза.

Гурцор оставил его и приблизился к Ашоли. Тот весь сжался, скрючился, как продырявленный воздушный шарик.

Гурцор растопырил пальцы над его головой и сделал вращательное движение, словно открывал банку с винтовой крышкой. Ашоли обмяк и завалился набок. Он не умер – было видно, что его грудь продолжает судорожно вздыматься.

– Вы говорили о чем-нибудь? – спросил гурцор, обернувшись к Лисину.

– Ну, так… в основном ругались. – Сержант забеспокоился.

– И что же он тебе рассказал?

В этот момент Лисин понял, что врать бесполезно! Его давно уже просветили насквозь и рассмотрели все потаенные уголки.

– Ну… бред всякий нес… Про заговор, про электростанцию какую-то.

– Еще что?

– Еще – что в какой-то столице скоро все погибнут. – Лисин уже всерьез испугался, что угрозы Ашоли окажутся не пустым звуком.

Гурцор сухо рассмеялся.

– Что ж, – весело сказал он. – В этом случае тебе лучше не путешествовать по столицам, верно?

– Верно, – удивленно пожал плечами Лисин.

– Так и договоримся. – Гурцор щелкнул пальцами, и его попутчики подняли с земли пленника. – Постарайся не погибнуть в ближайшие дней пятнадцать-двадцать. Ты мне понадобишься. Я тебя найду.

Лисин, подкидывая на ладони мешочек с монетами, наблюдал, как гурцоры привязывают бесчувственного Ашоли к кабине самохода.

Наконец, он остался один. Потрогал разложенную на камнях одежду – оказалось, еще не высохла.

«Почищу пока оружие, – отстраненно подумал сержант. – Потом пойду потихоньку».

Он очень жалел, что нигде невозможно достать обыкновенную водку. Грибные настойки, которыми утешались все местные, заменяли ее плохо.

– Как будто никуда и не уезжали. – Это было первое, что сказал Влад, выйдя из вагона кольцевой дороги.

В самом деле, взорам открылись такие же два кольца торчком, механическая платформа и россыпь серых домишек среди степи.

Впрочем, одно существенное отличие здесь имелось – цвет почвы. Здесь все было желто-красное. Влад невольно подумал про марсианский пейзаж.

И еще – на горизонте виднелась рваная кромка гор, таких же красных – ни расстояние, ни туманная дымка не могли спрятать этот цвет.

– Это Дервейг, друг мой, – усмехнулся Аматис. – Отличия ты почувствуешь очень скоро.