Я сказал растерянно:

– Ваша светлость?

Она опустила взгляд, я чувствовал, что ей очень трудно это сказать, но она проговорила, опустив голову, не глядя на меня:

– Вы щадите меня, знаю… Но к вам в Геннегау на большой прием мой муж приезжал с леди Кларенсией, своей женой по тетравленду. Да, она молодая и красивая, знаю, а еще и очень дородная, как я слышала!..

Я пролепетал жалко, чувствуя себя как ошалевший уж на раскаленной сковороде:

– Ваша светлость…

– Когда он просил моей руки, – проговорила она с трудом, – он обещал, что никакого тетравленда, мы не по сговору родителей, а по любви!.. Ну хотя бы я не дала ему сына, тогда бы понятно, однако двое здоровых и сильных сыновей, умных и красивых, были его гордостью!.. Правда, когда им наскучила его опека, они во главе сильных отрядов отправились из Ундерлендов в Сен-Мари, но дело не в этом!.. Он взял в жены леди Кларенсию… просто потому, что захотел другую женщину!.. А это нечестно!

Крупные слезы хлынули по ее щекам. Я тоскливо молчал. Оказывается, про леди Кларенсию знает давно, но все равно держится достойно, не отвечает герцогу тем же…

– Почему я? – спросил я. – В замке множество красивых и учтивых рыцарей. Все ваши гости боготворят вас! Витерлих готов целовать землю, где вы проходите… А я при виде герцога всякий раз буду чувствовать свою вину.

Она покачала головой.

– Не догадываетесь?

– Н-нет…

– Потому что вы принимали их обоих в своем дворце, – ответила она с нажимом. – И вы тоже виноваты. Это вам не в радость, как вы думаете, а в наказание!

Плечи ее затряслись, слезы хлынули новым потоком, она заплакала тихо и безнадежно, как потерявшийся в темном лесу ребенок, которому некому пожаловаться.

Я торопливо привлек ее к себе, прижал к груди, и тут заревела громче, моя рубашка сразу промокла. Ее худенькое тело вздрагивало от рыданий, она втискивалась в меня, словно старалась спрятаться от жестокости и несправедливости мира.

Я уложил ее на подушки, начал целовать в лоб, глаза и щеки, стараясь успокоить, однако она, не переставая плакать, ухватилась обеими руками за мою голову и, приподнявшись чуть, впилась злым поцелуем в губы.

Когда он закончился, я обнял ее и баюкал, как обиженного ребенка, у детей все обиды – смертельные, успокаивал, лелеял, но эти роскошные перины, ароматы спальни, распущенные волосы по двум подушкам, миниатюрная женщина с удивительно ладным сочным телом…

Я начал целовать ее снова, уже иначе, в какой-то момент она напряглась и даже попыталась меня оттолкнуть, но в следующий момент ухватила мою голову и прижала крепче.

– Ох… Ричард… – услышал я ее хриплый голос.

– Иля, – выдохнул я, – ты… сокровище…

– Рич… не надо…

– Ты вся… алая роза…

– Рич… что ты со мной делаешь…

– А что ты со мной уже сделала?..

– Рич, прекрати это…

– Все можно, – заверил я, – между мужчиной и женщиной можно все… и кроме того, ты же хочешь снять часть этого груза со своей души?..

– Хорошо, Рич… Тебе виднее… но… щади меня…

– Да ни за что!..

Утро застало нас в постели, я проснулся первым и, приподнявшись на локте, с нежностью смотрел в ее разрумянившееся лицо. Хорошенькая, с правильным кукольным лицом, пышная масса волос разбросана по обеим громадным подушкам, мне почему-то эта деталь нравится даже больше, чем выставленные напоказ вторичные половые, скомканная ночная рубашка лежит рядом. Вчера едва позволила снять, но не дала отбросить подальше на пол, а вначале вообще намеревалась целомудренно прелюбодействовать не только в полной тьме, но и не снимая.

Я тихохонько оделся, вошел в личину незримника и, бесшумно приоткрыв дверь, понаблюдал за двумя разгуливающими по коридору стражами.

Выбрав момент, когда оба шли от двери, я выскользнул, плотно прикрыл дверь и на цыпочках побежал в самую безлюдную часть замка, а уже оттуда начал пробираться в гостевое крыло.

Стража с утра покидает ночной пост у двери герцогини, я вызвал Ганса и велел ему все убрать в спальне герцогини так, чтобы никто ничего, понял? Да и сам чтоб держал язык за зубами.

Он кивал, серьезный и сосредоточенный, спросил осторожно, одному все сделать или взять кого-то в помощь, я отмахнулся, сам все решит на месте.

Во дворе Готмар распекает молодого стражника, не так ходит, не так смотрит, меня увидел и отослал его брезгливым жестом, а я помахал издали жизнерадостно властной дланью сюзерена.

– Сэр Готмар, как жизнь?

– Не жалуется, – буркнул он, затем вспомнив, что я не Полосатый уже, а Ричард, да еще и ужасный Завоеватель, поспешно поклонился, – ваша светлость.

– Знаешь, Готмар, – сообщил я заговорщицки, – я тут услышал краем уха, что этот Вервельд уже начинает командовать вашими людьми, какая свинья!

Он нахмурился, пробормотал злобно:

– Когда-нибудь я ему за это руки поотбиваю!

Я лучезарно улыбнулся.

– Не волнуйтесь, дорогой сэр Готмар!

Он дернулся, спросил настороженно:

– Почему?

– Я за вас все сделал.

– Что? – спросил он в испуге. – Что сделали?

Я объяснил обстоятельно:

– Ну не могу же допустить, чтобы кто-то вас, моего жуть какого боевого соратника, чем-то задел в домашних условиях?

– И что…

– Я ему отбил, – пояснил я, – правда, не руки, я человек не мелочный, у меня крупные духовные запросы… я интеллектуал, можно сказать, в некотором недопустимом приближении.

Он охнул, смотрел на меня выпученными глазами.

– Что вы с ним сделали?

Я посмотрел несколько удивленно:

– Он заносился, не так ли? Вот я и выровнял ситуацию, просто сделал его ниже ростом. На голову.

Он в ужасе посмотрел на толстые стены замка, быстро огляделся по сторонам.

– Только и всего? Замок не сгорит? Не провалится сквозь землю?

– Ну с чего бы, – сказал я успокаивающе. – То были наши шалости над замками наших стратегических противников. А здесь все свои…

Он с облегчением перевел дух.

– Правда только сенешалем ограничились?

– Вот вам крест, – сказал я и перекрестился. – Неужели вы мне вот уж так не доверяете?

Он посмотрел на меня исподлобья.

– Да беда в том, что вы в самом деле человек не мелочный… Два замка могущественных лордов отправили в тартарары, когда были еще сэром Полосатым, а чего ждать от майордома Ричарда Завоевателя? Чего уж замечать, что прошлого сенешаля вы закололи как свинью за глупый комплимент Жозефине, а этого дурака… вот так… за то, что моим людям отдавал приказы?