далёким, закрытым и непостижимым. Казалось, у него выверено, просчитано всё – каждое слово, действие, жест, каждая тщательно взвешенная эмоция, проявляющаяся ровно тогда, когда требовалось, не раньше и не позже. И оттого тем удивительнее было видеть, что скупой, невыразительный монарх способен быть таким… обыкновенным. Просто мужчина, что-то доказывающей женщине, держащейся с ним отнюдь не как с императором.

– На самом деле она фрайнэ Астра, признанная дочь почтенного фрайна Жулиуса Завери.

– Фрайнэ? А почему именно признанная?

– Мать фрайнэ Астры была одной из немногих, вызволенных из рабства во время священного рассветного похода тридцать лет назад. К слову, это был последний сколько-нибудь успешный поход рассветников на Хар-Асан.

– То есть она?.. – я умолкла, силясь поймать мысль за хвост.

– Смесок, порча, отравленная кровь, называй как хочешь, – пояснил Эветьен спокойно. – Пусть фрайн Завери не отказался от супруги, переживший плен в Хар-Асане, и признал ребёнка, когда тот родился, но некоторые вещи не скроешь.

– А что это за место? – ткнула я пальцем в сторону дома.

– Обитель для заблудших женских душ. Здесь принимают женщин, нуждающихся в помощи, выслушивают их, помогают чем могут в разрешении их забот. Порой предоставляют временный кров и стол. Мужчины внутрь не допускаются, охрана и артефакты не позволяют им пройти. Как и вооружённым людям.

А я не приметила артефактов-то. Или они скрыты где-то наподобие камер видеонаблюдения и тревожных кнопок?

– Обычно оказание помощи бедным – задача благотворительных собраний, храмов и монастырей, однако не каждый готов идти в монастырские богадельни и не каждое благотворительное собрание и храм желает оказывать помощь всем независимо от происхождения страждущего и рода его деятельности.

– Не думала, что здесь есть такие… центры, – признаться, теперь я посмотрела на Астру иначе, другими глазами.

Она тут работает, это очевидно, более того, у неё отдельный кабинет, значит, должность не последняя. Хотя вряд ли в этом мире помощь женщинам, особенно падшим, полагалась подходящим, приличным занятием что для леди, что для всякой добродетельной горожанки. И немногочисленные прохожие на тихой этой, сумрачной улочке, увидев спорящую пару, бросали в их сторону взгляд-другой и спешили пройти мимо, подтверждая, сколь мало местных обитателей волновали чужие проблемы.  

Астра вдруг схватилась за медальон, стиснула массивную подвеску в ладони, то ли в жесте отчаяния, то ли по старой привычке. Стефанио потянулся к бледному запястью, открытому сползшей манжетой, но Астра неожиданно резким движением оттолкнула его руку, отшатнулась и пошла прочь. Император следил за высокой фигурой в чёрном, пока она не поднялась по ступенькам крыльца, и только затем повернулся и направился к нам. Однако я отвернуться не успела и заметила, как Астра замерла перед неплотно прикрытой дверью, посмотрела в спину удаляющемуся мужчине. Стефанио пролетел мимо нас тёмным злым вихрем, не удостоив взглядом, лишь рукой раздражённо махнул.

– Поторопимся, у нас ещё полно других дел.

Что нам оставалось, кроме как послушно последовать за императором?

* * *

– И часто он так ходит… в народ?

– Не столь часто, как можно подумать.

– А вместо кто остаётся, двойник?

– Не двойник, – Эветьен оглянулся на императора, сидевшего за соседним столиком и беседовавшего с очередным типом, назвать которого иначе, чем мутный, язык не поворачивался. – Проверенный, надёжный человек того же роста и телосложения, одетый так же, как он.

– Дублёр.

– Можно и так сказать, – я удостоилась нового цепкого взгляда. – Он присутствует во время представления и будет на маскараде.

– Только не говори, что и маскарад затеяли специально, чтобы двойник, пардон, дублёр имел возможность надеть маску и слиться с толпой.

Благо что я уже видела франские маски – на длинной ручке или на завязках, они закрывали лицо полностью либо оставляли на рассмотрение чужому взору подбородок и рот.

– Не говорю, – Эветьен сделал глоток вина из своего кубка. – Ты сама это сказала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А вот в моём плескался безалкогольный ягодный напиток, по вкусу похожий на обычный морс. Эветьен настоял, чтобы юнцу в моём лице не наливали ничего крепче сока, дескать, вредно мальцу потреблять взрослые мужские напитки, не дорос ещё, да и шибко буйным становится, ежели хотя бы пробку винную нюхнёт, а господину до утра прислуживать надобно.

Другие дела оказались затяжным променадом по местным барам. Мы наведались в пивную, где Стефанио перемолвился словом-другим с мутным типом номер один. Что-то отдал и что-то получил – мне не демонстрировали и во время передачи Эветьен встал рядом со мной так, чтобы я точно ничего криминального не узрела. Засим пивную покинули и пошли дальше, в таверну. Там уже пришлось задержаться, пока император изволил разговаривать с мутным типом номер два. Затем была вторая таверна, куда мы зашли на несколько минут, причём на перекидывание словцом с подозрительными личностями отправили уже Эветьена, а Стефанио остался меня сторожить.

Потом третья, где император снова завёл беседу с… на сей раз не мутным типом, но вполне себе благообразным на вид толстячком. Хотя мужчины неизменно придерживались схемы «один на дело, второй с мелким», то бишь со мной, и заходили друг за другом, будто бы сами по себе, толстяк безошибочно вычислил нас с Эветьеном и одарил меня взглядом плотоядным, липким насквозь. В ответ получил крайне недобрый, многообещающий от Эветьена, заискивающе заулыбался и больше в нашу сторону не смотрел.

Нынче сидели мы в четвёртой: я с Эветьеном у барной стойки, Стефанио с собеседником за отдельным столиком. Часы нигде не попадались, но крепло подозрение, что время давно перевалило за полночь. Во всяком случае, хождение взад-вперёд порядком притомило, «достопримечательности» весёлого квартала несколько потускнели и интерес к выезду в город ощутимо убавил в размере.

– Бедная Брендетта, – вздохнула я.

– Бедная? – иронично повторил Эветьен.

– Она была свято уверена, что будет на маскараде танцевать с императором, желательно несколько раз.

– И потанцует.

– С дублёром.

– Благодатных ради, какая ей разница? Из вашей группы она единственная выставляется, едва ли не на тонкой грани допустимого, и всячески демонстрирует, сколь страстно желает стать суженой Стефана, не опасаясь возможных последствий. При том ей не он сам нужен, не мужчина, которого она будет принимать в своих покоях, но венец императрицы и статус. Так, повторяю, какая ей разница, с кем танцевать, кто скрывается под расписной маской монарха? Лишь бы венец был.

Жёстко прозвучало. Я передёрнула плечами, отхлебнула морса и попробовала сменить тему.

–