бы Наполеон Бонапарт нападать на Россию, если бы его брачный проект с княжной Романовой реализовался? Стал бы для него Александр I в этом случае вечным братом и союзником? Возможно, для империи начала XIX века стало бы правильным отдать очередную княжну на продажу, чтобы сберечь мир?

Хорошо известно, кого Наполеон считал своим главным противником – Великобританию. Это она препятствовала развитию Франции и завоевывала ее колонии. Континентальная блокада, объявленная императором французов, могла бы стать эффективным средством против английского владычества на море. Однако Александр I не спешил присоединяться к Наполеону в этом вопросе. Вполне возможно, именно по этой причине Александр и стал императором – что искал сближения с Англией, а не с Францией.

Все дело в том, что история убийства императора Павла I оставляет много вопросов. «Английский след» ищут и находят многие историки. Отец Александра в первые годы царствования выражал огромную симпатию англичанам и даже вступил во Вторую коалицию против Франции… Но со временем его взгляды начали меняться. Британцев, разумеется, этот разворот не устраивал. Братья Зубовы и их сестра Ольга Жеребцова, любовница английского посланника, были среди основных фигурантов заговора против Павла I. Устранив государя, они позволили занять трон человеку, чье восприятие мира было совсем иным, нежели у его отца. Для Александра англичане стали важнейшими торговыми партнерами, а в 1810 году была введена свободная торговля с нейтральными странами. Таким образом, Россия могла легко вести дела с Лондоном, к явному неудовольствию французов… Сделал бы Александр разворот на сто восемьдесят градусов ради французов, учитывая все вышесказанное? Увы, в это верится с трудом.

Двойной отказ императору Наполеону осложнил русско-французские отношения. Бонапарт вступил в брак с дочерью австрийского императора, с Марией-Луизой. Как мы помним, сам император Франц вполне мог жениться на сестре Александра I… Ах, если бы в Вене оказалась Катишь, а в Париже ее сестра – Анна! Каким интересным мог бы оказаться расклад сил в Европе к 1812 году!

Но был еще только 1810-й. Составляя 23 января послание для Наполеона, Александр I сослался на тяжелые события в прошлом своей семьи:

«Я не могу… возражать матери, которая все еще неутешно оплакивает кончину двух своих дочерей, умерших от слишком ранних браков». Речь шла, разумеется, об Александре и Елене. Даже после смерти великие княжны использовались ради государственных интересов…

Нельзя сказать, что Анна была вдалеке от всех этих обсуждений и планов. Разумеется, она знала, что решается ее судьба. Но ей не хватало темперамента Катишь, чтобы высказать свое мнение. Впрочем, как мы знаем, и старшая сестра сумела настоять на своем, лишь когда обрела вдовий статус. Находясь в Твери, Екатерина Павловна слала для «Аннички» подробные описание того, что ей следует прочесть и изучить. Намекнула, что общается с прусским королем по поводу будущего Анны. Еще одним претендентом на руку Аннички стал герцог Беррийский, представитель французского королевского дома. Не новоявленного, корсиканского, а того самого, что потерял трон в 1789 году во время Великой французской революции. Правда, Шарль-Фердинанд был на семнадцать лет старше великой княжны, уверяли, что он заключил тайный неравный брак с какой-то англичанкой, да и предложить ничего сестре Александра I он не мог. Такой союз был бы явлением декоративным, ни малейшего интереса для России не представлявшим. Так что герцог Беррийский был вычеркнут из списка женихов практически сразу.

На время войн и походов о замужестве Анны государю пришлось забыть. Но хлопоты о будущем сестры взяла на себя все та же Катишь. Именно ей принадлежит идея выдать Анничку за Виллема Оранского, наследника короля Нидерландов. С этим молодым человеком она познакомилась, совершая свой двухгодичный европейский вояж. Что она могла узнать о нем? А что от нее тщательно скрыли? Виллем учился в военной академии, а потом два года в Оксфорде, он был воспитан и образован, в точности как требовалось человеку его круга. Но при этом о будущем короле говорили как о мужчине до крайности неразборчивом в любовных связях. Была ли Катишь посвящена в эти тонкости или посчитала их не столь важными при заключении династического союза?

В любом случае в январе 1816 года принца пригласили в Петербург. Великой княжне уже исполнился двадцать один год, и она рисковала вот-вот перейти в категорию «перезрелых невест».

По сути, это было уже и не сватовство, а приглашение на свадьбу. Все нюансы обговорили заранее, и 9 февраля того же 1816 года Анну обвенчали с Виллемом сразу по двум обрядам: протестантскому и православному. За Анной сохранили право придерживаться веры ее предков, но дети – будущие наследники нидерландского королевства – должны были исповедовать протестантизм. Любопытный момент – брачный договор составлялся на русском и французском, тогдашнем языке мирового общения. А опись приданого, которое предстояло увезти с собой, содержалась на сорока шести страницах. Особенного упоминания достоин огромнейший серебряный сервиз – личный подарок императора Александра I.

Но в дорогу Анна не торопилась. В первую очередь, об этом просила мать. Она выдавала замуж последнюю дочь, больше никого рядом с ней не оставалось: Александра и Елена умерли юными, Мария находилась в Веймаре, Катишь отбывала в Вюртемберг, и теперь Анне предстояло расстаться с Россией ради Нидерландов. Да, ее ждала великолепная роль – королевская! Но сердце матери сжималось. Торжества словно специально затягивали. В начале июня 1816 года в Павловске устроили праздник – один из последних в России – в честь новоявленной принцессы Оранской и ее супруга. И если в центре событий обычно оказывалась Анничка, то теперь больший интерес вызывал Виллем – в его честь молодой поэт Александр Пушкин написал стихи, которые преподнес там же.

Довольно битвы мчался гром,

Тупился меч окровавленный,

И смерть погибельным крылом

Шумела грозно над Вселенной!

Свершилось… взорами царей

Европы твердый мир основан;

Оковы свергнувший злодей

Могущей бранью снова скован.

Узрел он в пламени Москву

И был низвержен ужас мира,

Покрыло падшего главу

Благословенного порфира.

И мглой повлекся окружен;

Притек, и с буйной вдруг изменой

Уж воздвигал свой шаткий трон…

И пал отторжен от Вселенной.

Утихло все. Не мчится гром.

Не блещет меч окровавленный,

И брань погибельным крылом

Не мчится грозно над Вселенной.

Хвала, о юноша герой!

С героем дивным Альбиона

Он верных вел в последний бой

И мстил за лилии Бурбона.

Пред ним мятежный гром гремел,

Текли во след щиты кровавы;

Грозой