Стефан закашлялся кровью, и так сильно схватил меня рукой за предплечье, что мне стало больно. Он что-то хотел сказать, но смог издать только приглушенный звук. Я опустился рядом с ним на корточки и приблизил свое ухо к его рту так близко, как только возможно, чтобы не заткнуть ему рот.

— Нож! — истерически завопила за моей спиной Юдифь. — Вынь же нож!

— Это только усилит кровотечение, — деловито ответила Элен и взялась за левое запястье Стефана, чтобы прослушать пульс. — Черт возьми! — снова прошептала она.

Я слышал, как Юдифь, словно безумная, стала с бешеной скоростью нажимать кнопки своего мобильника, глядя на Стефана. Его глаза расширились от ужаса. Глядя мне прямо в глаза в совершенной панике, он сделал два-три глубоких вздоха, потом повернул голову в другую сторону.

— Он здесь, — собрав всю силу, которая еще у него была, выговорил он.

— Что ты говоришь? — спросил Эд.

Стефан сделал отчаянную попытку повторить сказанное, но ему удалось лишь произвести сдавленный стон. Его тело в последний раз напряглось, спина выгнулась и обмякла, словно от сильного удара током.

— Все кончено, — слова, сказанные Элен, прозвучали так холодно и деловито, что всем присутствующим в комнате должно было быть ясно, что все ее зазнайство, вся ее медицинская глупая болтовня, все ее неприступное, отсутствующее существо было лишь частью смешного маскарада, призванного быть для нее защитой. Стефан умер. Должно быть, в этот момент и в ней тоже что-то умерло, и она не хотела, чтобы мы услышали ее крик.

— Что он сказал? — голос Эда звучал пронзительно, он был на грани истерики, которую уже давно перешла Юдифь.

— Он здесь, — мертвым голосом повторил я.

— Кто? — Эд по очереди в панике оглядел всех нас. — Кого он имеет в виду? Кто здесь?

— Может быть, он имеет в виду своего убийцу? — прошептала Мария.

— Если… если он вернулся, то… должен быть все-таки какой-то выход наружу, — запинаясь, сказал Эд. — Он же сорвался со стены, по его виду ясно, что он не мог бы взобраться сам наверх. Должно быть, он нашел там, внизу, тайный проход, и он вернулся, чтобы вывести нас…

— Если бы он мог сказать чуть больше, мы могли бы воспользоваться его героическим поступком, — сказала Элен, покусывая нижнюю губу. Она была близка к тому, чтобы потерять самообладание. Неприкосновенная, невозмутимая, постоянно превосходящая всех женщина-врач. Она была именно тем человеком, который полагал, что может справиться с любой ситуацией, а фактически была способна на это меньше всех.

— Если бы этот чертов идиот доплелся до деревни и позвал бы на помощь, он был бы жив, — проговорила она.

— Если мы пойдем по его кровавому следу, мы можем найти тайный проход, — сказала Мария. Ее первую охватила истерика, но она же первая взяла себя в руки.

— Да, и наверняка придем прямо в руки убийцы, — закончил Эд. Он весь дрожал. — Чудная перспективка.

Я промолчал. Он здесь. У меня в ушах все еще звучали слова Стефана. В моей голове замелькали мысли. Каждый из нас мог быть убийцей Стефана. Каждый, кто покидал кухню в последние тридцать минут, мог спуститься в погреб за кинжалом и всадить его в спину спортсмена. Кухню покидал каждый из нас. Если мыслить логически, каждый из нас имел фактический мотив убить не только Стефана, но и любого из нас, в конце концов, речь шла о куче денег, о деньгах на всю оставшуюся жизнь. А Карл? После того, что Стефан сделал с ним, он имел веские причины лишить его жизни. Все выходили из кухни, все могли это сделать, кроме Эда, который был просто слишком слаб, чтобы…

Я с недоверием пригляделся к нему. А не может быть, что он вовсе не так тяжело ранен, как мы все думаем? И что он в наше отсутствие спускался в подвал, чтобы искать эти сказочные сокровища? Не могло ли быть так, что он там взял кинжал и вонзил его в спину Стефана, встретив его там случайно, так как именно в подвале кончался тот тайный проход, который нашел Стефан, и…

Я насильно пресек ход мыслей. Нам не поможет, если мы все начнем не доверять друг другу и подозревать всех и каждого. И потом «здесь» вовсе не означает «в этой комнате». Возможно, слова Стефана надо было понимать совсем по-другому, а не так, как я их понял.

— Мы больше не должны разделяться, — сказала Юдифь, как будто она прочла мои мысли.

Мария кивнула.

— Нам нужно выйти отсюда, — сказала она. — Мы поищем дорогу. Но все вместе.

Она подняла карманный фонарь с пола и жестом позвала нас с Юдифью следовать за ней.

Юдифь начала открывать один за другим выдвижные кухонные ящики и нашла наконец то, что она искала. Она достала огромный кухонный нож.

— Пойдем по кровавому следу, — решительно сказала она.

Я медленно поднялся, окинул Стефана последним сочувственным взглядом и закрыл ладонью его веки. Потом я кивнул Юдифи.

— Хорошо, — сказал я. — Все равно у нас нет другого выбора.

Убийца среди нас! Эта мысль преследовала меня, снова и снова возвращаясь в мою голову, отравляя и парализуя все мое существо. Мне было тяжело, когда я шел вслед за Юдифью и Марией к двери, понурив голову, не зная, что сказать. В кухне стояла мертвая тишина, как ни жутко осознавать буквальный смысл этих слов. Несколько шагов, которые отделяли нас от выхода, к которому нас привел кровавый след, отметивший путь Стефана, показались мне десятками метров. Я бы с удовольствием побежал — слишком уж неприятно было находиться в одной комнате с покойником (и уже, черт возьми, во второй раз!) — но я не мог этого сделать. Мои ноги вдруг налились свинцовой тяжестью и онемели. Когда я почти догнал обеих женщин, я вдруг услышал тихий, как бы скоблящий звук, который я, несмотря на всю вялость моего восприятия, оценил как звук выдвигающегося ящика в старом, перекошенном кухонном шкафу. Я остановился прямо на середине шага и оглянулся через плечо.

— Я знаю более дюжины мест на человеческом теле, где один укол или один разрез будет достаточным, чтобы убить.

Элен стояла перед наполовину открытым выдвижным ящиком и протягивала нам по очереди провоцирующим жестом отточенный кухонный нож.

Я не сомневался в достоверности ее слов, в конце концов, она была хирургом и была специально обучена делать точные надрезы — уже поэтому она была, возможно, последней, кого я стал бы подозревать в жутком покушении на Стефана. Но, несмотря на это, волоски на моих руках встали дыбом при одном взгляде на стройную, рыжеволосую Элен с блестящим, пожалуй, не менее пятнадцати сантиметров в длину клинком в руках и так и стояли, словно смазанные восковым гелем. Меня прошиб холодный пот, но не такой, как при обычном ознобе, который уже не раз возвращался ко мне в течение ночи. И причиной его было не убийственное оружие, которое держала в своей руке Элен, а выражение ее лица. Ее холодные голубые глаза блестели гораздо страшнее, чем все кухонные режущие принадлежности в мире, вместе взятые. В них мерцало безумие. Кухонные ножи не могут потерять самообладания. А Элен, похоже, была близка к этому.