Она остановилась и посмотрела сначала на Марию, потом на Карла и Элен и только в последнюю очередь на меня. Когда она посмотрела на меня, в ее лице был какой-то непривычный холод, который смутил меня. Я весь сжался. Я-то думал, что хотя я здесь главный подозреваемый, но руку мог дать на отсечение, что именно мне больше всех доверяла Юдифь и хотела защитить именно меня. Мы знали друг друга всего несколько часов, но мы довольно близко сошлись за это время. Я-то думал, что Юдифь обладала достаточным знанием людей и чувствительностью, чтобы просто знать, что я не имею никакого отношения ко всей этой истории, потому что из всех нас она, вероятно, обладала самыми высокими интуитивными способностями. Я бы мог об этом с кем угодно поспорить. И поэтому ее недоверие ко мне причинило мне боль. Руку-то теперь можно было и сохранить.

— Мы сидим здесь, как крысы в клетке, — сказала Элен. — Все это напоминает мне какие-то лабораторные опыты. Нумеруют крыс, запирают, они спариваются. Тут и начинается эксперимент. Никто не может выбраться из клетки. И только самая умная крыса найдет лазейку и выживет.

Юдифь с отвращением покачала головой.

— У тебя просто больная фантазия.

Мария задумчиво наморщила лоб и невольно почесала затылок. Затем она подошла к кухонному столу, подняла безжизненную руку Стефана и слегка отодвинула ее в сторону, что стоило ей больших усилий. Она крепко сжала губы, задержала дыхание и вытащила из-под тела Стефана перепачканные кровью фотографии. Потом она поспешно отступила назад, как будто боялась, что мертвый спортсмен вот-вот выпрямится, словно зомби, пробудившийся к новой жизни, и набросится на нее. Она начала быстро перебирать фотографии, что делало ее похожей на пациентку стоматологического кабинета, которая, сидя в холле, перелистывает журналы, чтобы отвлечься от мыслей об инструментах, которые ждут ее в кабинете врача.

— А мы — отличные крысы, — невозмутимо продолжала Элен, косвенно подтверждая то, о чем я только что подумал. Стефан и Элен были близки, и это не простая близость двух соседей. Предположение было довольно абсурдным, и, тем не менее, это было так. Кроме того, про нас с Юдифью тоже при первом взгляде нельзя было бы сказать, что мы — идеальная пара, и все-таки…

— Не успели мы войти в этот замок, как прыгнули в постель, причем все, — утверждала Элен. — Точно так, как и хотел этот сумасшедший покровитель Клаус Зэнгер от своих подопытных крыс, и…

— Но я не… — слабо и тихо возразила Мария, отрывая взгляд от фотографий.

Эд двусмысленно засмеялся.

— Ну я же говорил: в тихом омуте черти водятся, — ухмыльнулся он.

— Негодяй! — зашипела на него Мария.

— Хочешь, чтобы я сказал им, что ты, маленькая потаскушка, шептала мне на ушко, когда мы занимались этим? — Эду явно доставляло удовольствие мучить ее на виду у всех, выдавая интимные подробности случившегося в его комнате.

Мария выронила фотографии на пол и с пронзительным криком выбежала из кухни. Я попытался преградить ей дорогу, но то, что большинству людей удается сделать от дикого страха, она, видимо, сделала от стыда: он придал ей такую немыслимую силу и она так сильно оттолкнула меня всего одной рукой, что я был на волосок от того, чтобы потерять равновесие и рухнуть на пол. Я схватился за кухонный шкаф, устоял и попытался было побежать за ней, но Юдифь схватила меня за предплечье и помотала головой.

— Оставь ее, — спокойным тоном сказала она. — Она не убийца.

Потом она снова повернулась к Элен.

— Ну и кто, по-твоему, стоит за этой предполагаемой экспериментальной лабораторией?

— Какой-нибудь сумасшедший, — Элен беспомощно пожала плечами и глубоко вздохнула. — А кто ставит опыты над людьми? И с какой целью? — Вдруг ее глаза расширились. Она подошла к кухонному столу, положила на него кухонный нож и схватила свою пачку сигарет. Пленка на упаковке была залеплена темной, почти засохшей кровью, и видно было, как дрожали ее руки, когда она зажигала сигарету и затягивалась. Она сделала одну глубокую затяжку, затем снова вторую, а за ней и третью. Наконец она снова овладела собой. — Самочки должны быть покрыты, — сказала она, наконец, ледяным тоном. — Самцы больше не нужны.

— Ты… да ты не в своем уме, — запинаясь, испуганно проговорила Юдифь. Она была близка к истерике, как и наша врач несколько минут назад. — У тебя с головой не все в порядке! Ну как могут знать эти исследователи, что они поймали правильный момент? Я имею в виду, не могут же они знать, когда…

— А у меня как раз именно такой день. Наилучшая ночь для зачатия, — она прямо взглянула Юдифи в лицо. — А как насчет тебя?

И несмотря на то, что все в ней должно было противиться этой сумасбродной идее, что она не могла принимать ее всерьез, я вдруг понял, что она остановилась и начала считать свои дни в уме.

— Ну? — нетерпеливо спросила Элен.

— Это тебя совсем не касается! — выпалила Юдифь, но ее взгляд беспомощно шарил по комнате, а дыхание участилось. Сомнения не было: у нее это тоже была подходящая ночь, чтобы забеременеть. У меня закружилась голова.

— Это действительно странно, — я махнул рукой и покачал головой. — Но если бы это действительно было так, этого никто бы не мог узнать…

— Вот это да! Наша суперумная, суперобразованная Элен, академик без пяти минут — и натренированный, накачанный анаболиками шкаф! — должно быть, Юдифь предпочла нападение защите, в которую ее могла загнать ситуация. Но это осталось лишь попыткой.

— Да уж лучше, чем с посудомойщиком! — насмешливо и резко ответила Элен.

— Да кому нужны такие эксперименты? — ввернул я только затем, чтобы что-то сказать, отвлечься от обеих неприятных для меня тем (мое приятное времяпрепровождение с Юдифью и моя неудавшаяся карьера в Америке).

Элен нагнулась за фотографиями, которые выронила Мария, и подняла их.

— В этой крепости когда-то уже проводились подобные опыты, — ответила она и протянула мне черно-белый снимок, на котором были изображены Клаус Зэнгер и несколько других докторов в белых халатах. — Зэнгер делал с нацистами общее дело, и черт его знает, что они там исследовали. Я думаю, что пансионат для матерей, или то, что располагалось здесь, в крепости, было лишь маскировкой. Что-то более важное происходило в подземелье под крепостью. Что-то, что нужно было скрыть. Она посмотрела через плечо на Карла.

— Для чего нужно было так долго все строить? И зачем было все так тщательно скрывать, если бы здесь не было ничего такого чудовищного?

Эд вяло захлопал в ладоши.

— Поздравляю, мисс паранойя! Это самая невероятная чушь, какую я когда-либо слышал. У-у-у! Жуткие нацистские ученые, которым, вероятно уже всем далеко за девяносто, используют нас в качестве лабораторных крыс! Бредовая идея!

Я уставился на нацистский кинжал, торчавший из спины Стефана. На какой-то момент я был близок к тому, чтобы согласиться с Элен. А почему, собственно, нет? Не было ни одного удовлетворительного объяснения для того, что произошло здесь за последние несколько часов, чего-нибудь, что могло бы приемлемо прояснить то нагромождение нелепых случайностей и несчастных случаев. И довод Юдифи, что никто не мог знать, когда у женщин лучший день для зачатия, не считался. Не напрасно у женщин в большинстве своем есть странная привычка посещать врача безо всякой болезни. Каждая третья, без сомнения, доверяет своему гинекологу. А что, если их доверие использовалось, а они об этом даже не подозревали? Что, если…