его книг. Но для нас наибольший интерес представляет поэтическая деятельность Каллимаха, сведения о которой в XX столетии чрезвычайно обогатились вследствие многочисленных папирусных находок, позволивших недавно опубликовать двухтомное издание его стихотворений и их фрагментов.

Поэт не отказывается от классического литературного наследия, но обращается к нему в поисках новых поэтических путей, избегая проторенных и общедоступных дорог:

...Скучно дорогой

Той мне идти, где снует в разные стороны люд;

Ласк, расточаемых всем, избегаю я, брезгую воду

Пить из колодца, претит общедоступное мне.

Эра больших произведений уже в прошлом:

Не ждите, чтоб создал я громкошумящую песню,

Зевсово дело — греметь, не мое...

«Большая книга — большое зло», — говорил Каллимах, сравнивая крупные произведения с «многоводной рекой, собирающей в своем течении всю тину и грязь».

Из стихотворений Каллимаха полностью сохранились лишь гимны и эпиграммы; элегии, ямбические произведения и другие дошли фрагментарно.

Обычно гимническая поэзия предназначалась для публичного исполнения в дни общенародных торжеств. Гимны связаны со всем ритуалом праздника и многовековой традицией. Однако Каллимах превратил гимны в изящные жанровые миниатюры, лишив их былой торжественности и религиозного славословия. Для них характерны скрытая ирония и тот своеобразный юмор, который древние называли «терпким медом» Каллимаха. Гимн к Зевсу переносит слушателей не в храм и не к культовому празднеству, а в дом, где собрались пирующие друзья. И хотя гимн далее строится вполне традиционно, спор о предполагаемом месте рождения бога представляет собой шутливое обыгрывание мифологической традиции, а вскользь упомянутая история о том, как старшие братья Зевса добровольно признали его превосходство над собой, напоминала о Птолемее Филадельфе, земном боге своих подданных, который занял престол не по праву первородства и встретил оппозицию со стороны старшего сводного брата. В гимне к Артемиде грозная богиня-охотница изображена ребенком. Она сидит на коленях у Зевса, теребит его пышную бороду и просит подарить ей лук и стрелы. Отец Зевс умиляется ее лепету, любуется ею и высказывает пожелание, чтобы все богини рожали ему подобных детей. Могучий древний Олимп, заоблачная обитель богов, живет повседневной жизнью любого земного городка. Здесь, как на земле, дети не слушаются матерей, и непослушных малышей пугают киклопами, когда же они слишком расшалятся, на помощь приходит Гермес, надевает шкуру мехом наружу, мажет себе лицо сажей и тогда все маленькие боги и богини с криком ищут спасения в материнских объятиях. Далее тут же оказывается Геракл, который даже на Олимпе не утратил своего чудовищного аппетита. Он поджидает Артемиду, возвращающуюся с охоты, чтобы посмотреть, что она несет, и уговаривает ее застрелить коров из-за их отменно вкусного мяса. Ведь ей, богине, ничего не стоит провозгласить их опасными животными, подобными диким кабанам. Во второй части гимна, где перечисляются острова, горы, гавани, города, нимфы и героини особенно любимые богиней, поэт демонстрирует свои уникальные познания. К позднему периоду творчества Каллимаха относится гимн к Аполлону, в котором действие перенесено в храм бога, где собравшиеся ожидают появление божества. Появляются первые предвестники его приближения и начинается праздник. В заключении, следуя древней манере певцов, Каллимах обращается к личной теме, подобно безымянному хиосскому певцу из гомеровского гимна объявляя о своем преимуществе перед другими соперниками: Аполлон, покровитель поэта, пинком ноги отшвыривает Зависть, когда та пробует ему на ухо превозносить достоинства большой поэмы.

Обычным размером гимнической поэзии является гекзаметр. Но Каллимах часто отходит от этого правила. Гимн к Афине составлен не только в элегических дистихах, но и на дорийском диалекте, а в качестве мифа используется предание о том, как потерял зрение будущий провидец Тиресий, наказанный за то, что подглядывал за купающейся Афиной. Несмотря на присутствие рассказчика, с которым иногда отождествляет себя сам поэт, некоторые гимны по своей драматической окраске напоминают даже мимические сценки. Так, в гимне к Деметре читатель вместе с рассказчиком, проникаясь его нетерпением и непосредственностью, где-то на улице ожидает культовую процессию в честь богини. Поэт описывает, как с ее появлением священный трепет и волнение охватывает всех присутствующих.

Мастерство поэтического искусства и почти ювелирной художественной техники наглядно представлено в эпиграммах, которые подобно гимнам Каллимах сочинял всю жизнь. Их, вероятно, было значительно больше, чем дошло до нас. Каллимах сохраняет традиционную форму античной эпиграммы — посвятительной надписи, или эпитафия. Темы эпиграмм — любовь, дружба, литературная полемика. В большей или меньшей степени присутствует в них сам поэт, а лучшие его эпиграммы проникнуты глубоким и искренним личным чувством. Так, например, эпитафия одному из старших современников превращается в глубоко личное, лирическое стихотворение:

Кто-то сказал мне о смерти твоей, Гераклит, и заставил

Тем меня слезы пролить. Вспомнилось мне, как с тобой

Часто в беседе мы солнца закат провожали. Теперь же

Прахом ты стал уж давно, галикарнасский мой друг!

Но еще живы твои соловьиные песни; жестокий,

Все уносящий Аид рук не наложит на них.

(Пер. Л. Блуменау)

Основным произведением Каллимаха был сборник «Причины» в 4 книгах. Заглавие сборника, в котором были собраны многочисленные коротенькие элегии, было связано с тем, что в нем давалось объяснение происхождению различных праздников, обрядов, обычаев, культов, географических названий и т. д. и т. п. Наши сведения об этом произведении основаны на папирусных фрагментах (их сохранилось около 40) и на так называемых диагезах, т. е. отрывках из античного пересказа большинства сочинений Каллимаха. «Причины» открывались прологом, в котором поэт гневно распекал своих литературных противников за то, что они сравнивают его стихи с лепетом младенцев и обвиняют в неумении сочинять большие и единые поэмы о богах и героях. Каллимах говорит, что он сознательно предпочитает маленькие и тонкие книжки с четким и изящным изложением. Даже хорошие поэты, когда хотели подражать Гомеру и сочиняли длинные произведения, не создавали великих творений. Он же, следуя своему покровителю Аполлону, предпочитает сладостное стрекотание кузнечиков громоподобному реву осла и хочет измерять достоинство своих стихов искусством, а не длинной веревкой землемера. За прологом шло традиционное по форме обращение к Музам; перекликаясь с Гесиодом, Каллимах излагал содержание своего сна, в котором он юношей перенесся на Геликон и беседовал с Музами. Но в отличие от традиционного обращения к Музам не они обращаются к поэту, а он задает им вопросы, вынуждая богинь отвечать.

Легкая ирония, шутка, чуть-чуть насмешливое отношение поэта к излагаемым преданиям придают особый колорит разнообразным отдельным эпизодам сборника. В IV книгу «Причин» включил впоследствии Каллимах некогда самостоятельную элегию