Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эллинистические симпатии Аполлония особенно ярко обнаружились в изображении внутреннего мира человека, в показе человеческих страстей, в первую очередь, любви. Выступая в этой области продолжателем и учеником Еврипида, Аполлоний пошел дальше своего учителя. Любовную тему, введенную Еврипидом в драму, Аполлоний перенес в эпос; начиная с III книги эта тема стала основным средством развития действия. Поэт так изобразил и проанализировал историю любви Медеи с момента ее возникновения, что он по праву может считаться первооткрывателем психологического анализа в античной литературе. Его Медея, вначале простодушная и наивная девочка, совершенно преображается под влиянием неожиданного для нее чувства, рождение которого Аполлоний подает двояко. Впервые Медея сама увидела идущего ко дворцу Ясона и мгновенно влюбилась в него, подобно феокритовской Симефе, героини II идиллии. А уже после этой встречи никем незамеченный в зале дворца появился Эрот, спрятался за стулом Ясона и выпустил стрелу в сердце Медеи. Так была сохранена традиционная эпическая мотивировка божественного вмешательства. Чтобы спасти любимого, Медея становится обманщицей, преступницей и, наконец, в IV книге появляется уже та коварная и жестокая волшебница, которую давно знали по мифу и его литературным переработкам. История Медеи, героини III книги «Аргонавтики», имела большое будущее: с ней, в частности, оказалась связана психологизация любовной темы и вся ее последующая судьба в литературе. Нет необходимости далее перечислять все те новшества, которые внес Аполлоний в эпическую поэзию; к ним принадлежит дегероизация олимпийских богов, детали быта, забавы и игры детей, картины природы с игрой красок, т. е. все то, что впоследствии включил в «Энеиду» Вергилий, а потом унаследовала новая литература.
Но создать в III в. до н. э. героический эпос гомеровского типа Аполлоний не смог. Причины неудачи скрывались не во множестве разнообразных несовместимых традиций и не в индивидуальных особенностях поэта. На пути к созданию единого художественного произведения встали прежде всего современная поэту действительность и те существенные сдвиги в мировоззрении, благодаря которым произведение объективно-повествовательное с героическим содержанием не могло возникнуть. Однако эллинистические монархи и полководцы ждали от поэтов прославления своих подвигов и всячески поощряли их увековечение. В этом отношении эпическая поэзия поддерживала официальную линию и идейно-политическая тенденция «Аргонавтики» была направлена на утверждение внешнеполитического курса Египта середины 50-х годов.
Имена поэтов, авторов эпических поэм на исторические и мифологические темы, достаточно многочисленны, но произведения их не сохранились. Возможно, что проверка временем оказалась для них губительной. Более благоприятной была судьба дидактической эпической поэзии, ориентированной на Гесиода.
Большой и длительный успех сопутствовал поэту Арату, автору эпической поэмы о небесных явлениях — «Феномены», которую даже в средние века использовали как руководство по метеорологии. Арат родился в Малой Азии, получил образование в Афинах, где увлекся стоической философией, а затем долгое время жил при македонском дворе у Антигона Гоната. Он был очень плодовитым поэтом, но сохранились лишь «Феномены», где просто и доступно, гладким и певучим гекзаметром Арат популярно изложил астрономическую систему знаменитого Евдокса Книдского. Интерес к столь специальной теме в широкой читательской среде был вызван повсеместной верой в божественную природу звезд и увлечением астрологией. Как подобает, поэма открывалась вступлением, в котором прославлялся Зевс как бог всего сущего (стоицизм). Гесиодовские мотивы выступали особенно четко в отрывке, посвященном созвездию Девы. По Арату, Дева некогда жила среди людей и носила имя Справедливость (Дика), но затем она покинула землю и нашла себе приют среди звезд. Современники прославляли поэму; в I в. до н. э. ее дважды переводили на латинский язык (Варрон, Цицерон). Около 30 античных и средневековых ученых составляли комментарии к поэме, рожденной, по словам Каллимаха, в длительных бессонных ночах Арата.
Популяризация научных и псевдонаучных сведений средствами поэзии была явлением настолько распространенным, что всевозможные научные трактаты, например, об ядах и противоядиях (Никандр из Колофона), о кулинарном мастерстве и т. д. облекались в форму эпической дидактической поэмы. В сферу научных штудий включались также мифы, которые подвергались систематизации и каталогизации, причем в художественном плане образцом для поэтов неизменно была каталогическая поэзия Гесиода. Так, вышеназванному Никандру Колофонскому принадлежала поэма «Превращения», где были собраны мифы о всевозможных превращениях. Сохранившиеся отдельные их пересказы свидетельствуют о близости к Никандру Овидия, римского поэта конца I в. до н. э., автора «Метаморфоз». К Никандру же обращался старший современник Овидия, поэт Вергилий, используя его греческую поэму о земледелии («Георгина»), отдельная глава которой была специально посвящена описанию жизни пчел и основам пчеловодства («Мелиссургика»). Последним приверженцем эпической дидактики был Парфений из Ники и, попавший в 73 г. в плен во время войны Рима с Митридатом и привезенный в Рим. Этот раб, а затем вольноотпущенник, познакомил римлян с греческой поэзией и оказал своим творчеством огромное влияние на раннюю римскую поэзию, в первую очередь на неотериков. Среди произведений Парфения на мифологические темы были утраченная поэма «Метаморфозы» и различные стихотворения о Геракле. Римскому поэту Корнелию Галлу Парфений посвятил сохранившийся сборник в прозе под заглавием «Любовные страдания», в котором излагал мифы с любовным содержанием.
Любимым учителем ранних римских поэтов был Евфорион из Халкиды, придворный поэт сирийского царя Антиоха III (III в. до н. э.), автор эпиллиев и ревностный последователь Каллимаха. Произведения его не дошли, но недавно были найдены значительные фрагменты двух эпиллиев. В одном рассказывалось о том, как Геракл привел из преисподней страшного пса Цербера. В другом поэт проклинал вора, похитившего у него на пиру ценный кубок, и запугивал его ссылками на различные мифы, в которых за кражами неизбежно следовали тяжелейшие наказания. Необычен язык Евфориона, изобилующий редкими и малоупотребительными словами. У него мало глаголов, содержание же повествования так запутано, что создается впечатление о сознательном намерении автора отвлечь внимание читателя от главного и переключить его на второстепенное и смежное. Изложение все время дробится, мысль мельчает и теряется. Поэт увлечен звучанием стиха и игрой с различными его оттенками. В отличие от Каллимаха Евфорион — серьезен. Жизнерадостность каллимаховской поэзии чужда ему, равно как и тот иронический оттенок, который возникает в результате критического отношения поэта к своему материалу и сознания своего превосходства над ним.
ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ. ЭПИГРАММА
Последние находки принесли многочисленные фрагменты эллинистических элегий, плачей и прославлений. Александрийские поэты любили обращаться к тем разнообразным стихотворным размерам, которые, согласно античной классификации,