Макар отпустил нож, застрявший меж ребер твари, вставая с пола, ударил копьем снизу вверх. Да, пусть не в полную силу и не прицельно. Но широкий, почти в ладонь наконечник рассек не-человека от живота до горла, вспорол кожу и мышцы, выпуская содержимое. Твари это не понравилось, она заверещала от боли, отшатнулась, но ударить ей помешала рука, застрявшая крючьями-когтями в глазницах Яги. Та повисла на руке мертвым грузом.

Макар, перехватив копье поудобнее, коротко ткнул тварь в шею. Вогнал острие под подбородок, надавил, толкнул упираясь ногами в скользкий пол, пригвоздил к стене и, видимо, попал куда надо: тварь обмякла. Руки с так и висящей на пальцах Ягой упали плетьми.

В два удара отделил голову от тела, замахнулся еще раз и еще, рубя по тонким девичьим локтям и коленкам – оставлять кадавра за спиной совсем не хотелось. Макар запыхался – копье – совсем не топор, рубить не сподручно, но, видимо, придется, и много. Вытер лоб огляделся по сторонам коридора, нет ли еще гостей.

Отрубленная голова вращала глазами, злобно кривила тонкие почти черные губы, демонстрируя отросшие клыки вместо резцов. Да, звериная морда плохо вязалась с аккуратной девичьей грудью, трогательно торчавшей шоколадными сосками из-за края вспоротой не то ночной сорочки, не то халата. Макар вдруг остро ощутил, насколько же дерьмовая ему досталась жизнь, сколького же в итоге он лишился!

Да, ему почти сорок и бабы у него никогда не было. Да, будучи подростком, он, глупо хихикая, замирал, подглядывая через щель в стенной панели за тем, как Маша моется и вытирается старательно, при этом делая вид, что не замечает наблюдателя. Он был тогда противен сам себе за свой поступок противен за жалость взрослой женщины к нему, подростку-сироте.

Внутри Макара вдруг вскипела злоба, черная злоба с кровавой пеной, захлестнувшей по самые глаза, на мудака, двадцать лет назад запустившего атомные ракеты, на урода Бьярна, укравшего Аню. Нет, не так. Убившего Аню, потому что сейчас он встретил призрака по имени Энн, в которой от прежней веселой и нежной девчонки остался только шрам на щеке.

Злость прочистила Макару мозги, вытравив нахлынувшую вдруг жалость к себе. И теперь торчавшие из-под размочаленных лохмотьев сиськи какой-то туземной девахи никак не вязались с разваленной на две части грудной клеткой, белевшими обломками ребер и кровавым месивом, старавшимся зарастить, стянуть себя тонкими червями шевелящихся усиков. Макар пинком отправил злобно зыркавшую голову с костяным стуком считать углы стального коридора. Закончив необходимое, прихватил копье и, оставив Ягу коченеть вместе с пытавшейся регенерировать тварью, отправился дальше.

Злость, бурлившая внутри, подстегивала Макара. Он шел, топая ногами по ржавому полу, напролом, не думая об опасности. Выскочившего из-за угла не-человека в полосатой, как матросская тельняшка, рубахе, раззявившего зубастую пасть в пол-лица, он обезглавил одним ударом копья, даже не останавливаясь, лишь проследив, как голова откинулась на спину, повиснув на сухожилиях и куске кожи. И пройдя еще метров десять, спохватился: так же и сдохнуть можно. Бравада – это хорошо, когда безопасно. А сейчас совсем не так, надо взять себя в руки, успокоиться, присмотреться, вспомнить, чему учил Дед.

Содрав пальцами со стены немного наледи, Макар умыл лицо, немного успокоился и огляделся. Да, место было жутковатое: стальной гулкий коридор, заросший инеем и льдом. Вездесущие трубы, толстые ребристые кабели, подвешенные наподобие карниза под потолком или вдоль стен. Вроде бы похоже на переходы Треугольника или ледокола, но отличия все же были. Избавившись от нахлынувших эмоций, он понял: воздух пах смертью. Пах уже пролитой или еще предстоящей, но явственно ощущавшейся на языке кровью.

Коридор постоянно стонал, качался под ногами, надсадно потрескивал, в лицо то и дело дышало морозным сквозняком и несло тухлятной.

А еще Макар ощущал постоянный гнет, что-то почти физически давило на плечи и с каждым шагом прижимало к полу все сильнее. Он ощущал не только страх, но и росшее с каждым мгновением беспокойство, чей-то взгляд, сверливший затылок, едва слышные шаги – хруст изморози под чьим-то ногами.

Макар обернулся, ожидая встретить острием копья очередного не-пойми-кого, ползущего по стене или потолку, как тогда не-Семецкий, но нет. Пусто. И Живой молчал. Но молчание паразита было слишком красноречивым, Макара обдавало волнами страха, глухого раздражения, заливавшего лицо жаром. Макар позвал:

«Живой?»

«Да»

«Что происходит?»

«Ничего. Зовет»

«Она?»

«Да. Не обращаю внимания. Тяжело. Сильно зовет»

Макар понимал, что ему просто передается настроение паразита, ведь они связаны. Макару вдруг захотелось хлопнуть себя ладонью по лбу: а зачем он идет убивать гигантское страшилище, ему-то это на кой хрен?!

Ему лично этот рыбозавод на дизельном ходу нужен, как моржам космонавтика. Его, Макара Северова, задача – выжить, найти, на чем удрать отсюда. Выходить тем же люком, каким и пришел, ему не следует, могут сразу положить из автоматов и не спросить, как самочувствие. Пройти по палубам и переборкам вдоль борта и выйти на корме? Вполне правильная идея. А вдруг раскусят?

Макар остановился, снова заметив на себе пристальный взгляд, но осмотревшись вокруг обнаружил все ту же сталь коридора, и те же трубы. Из косой решетки на квадратной трубе под потолком падали снежинки, образуя на полу едва заметный сугроб. В висок несмотря на мороз, так настойчиво тянуло теплым ветерком, он обернулся, заметив в углу на потолке зачем-то прибитый черенком вверх средних размеров молоток… После этой мысли сразу же захотелось хлопнуть себя еще раз по лбу.

«Ну и совсем одичал ты, Северов. Это же камера!» Да, объектив и все остальное, конечно, обросло наледью, и она наверняка не работала, но все же, раз на борту рыбозавода есть камеры, то вполне может оказаться, что кто-то в них наблюдает.

Стены коридора были с отметинами: глубокие царапины, дыры от пуль, кровавые отпечатки. Вот метра два-три кто-то шел опираясь руками в крови. Сначала отпечаток пятерни виднелся четко, но, видимо, шедший терял силы и в конце концов упал, оставив багровый росчерк до пола и небольшую почти черную застывшую лужу. Но вот трупа не оказалось. Сожрали? Ожил и теперь бродит?

Макар поймал себя на мысли, что цвет отпечатков на стене и кровавой лужи, растекшейся по полу, он додумал. Макар, сам того не замечая, давно уже брел в полной темноте и не различал цветов, внутренний мир корабля был строго бело-черным. Дальше коридор сужался, сворачивал вправо и впереди заканчивался полуоткрытой дверью с рычагом запора. На комингсе отчетливо виднелась кровь, причем кровь свежая, не покрытая снежно-льдистой бахромой, как все остальное от пола до потолка.

«Эй, Живой, понюхай, что там насчет…»

«Опасно»

«Это я понял. Конкретнее. Как близко?»

«Опасно. Близко»